"Виктор Астафьев. Так хочется жить (про войну)" - читать интересную книгу автора

К нему, такому аховому преступнику, в суматохе не приставили даже
охрану. Худоборов просто закрыл его на амбарный замок и ушел. Ни воды, ни
хлеба, ни завтрака, ни обеда арестованному не несли. В послеобеденное уже
время раздался в подвальном коридоре шум, гам, звон железа - это напившийся
в честь победы Жорка-моряк вспомнил о Коляше Хахалине, сбил кирпичом замок и
ворвался на гауптвахту с компашкой, принеся с собой выпивки и закуски.
Конвойный полк кишмя кишел доносчиками, предателями, подлецами, и
кто-то из них донес старшине Худоборову о том, что творится на гауптвахте.
Старшина с криками и угрозами ворвался в подвал. Жорка-моряк сгреб его за
грудки, придавил к стене и велел всем выйти вон. Когда веселящаяся публика
покинула помещение гауптвахты, Жора-моряк бросил тщедушное тело начальника
на доски нар. "Только пикни у меня!" - погрозил он старшине пальцем и закрыл
гауптвахту его же замком.
Город взбудоражило. Гремела всюду музыка, везде плясали, с кем-то
обнимались, пели, прыгали, смеялись, ликовали военные. Жорка-моряк деваху у
переселенцев подцепил. Коляша Хахалин свою содетдомовку встретил. В таком-то
содоме взял и встретил. Совсем нечаянно. И кого встретил-то? Туську
Тараканову! И где? В Ровно. На другом, можно сказать, конце земли, точнее -
полушария. Значит, он воды захотел, газировки. Пристроился в очередь к
голубой тележке с бачком и колбами. В одной колбе красный сироп, в другой
желтый, яблочный. Объектом этим управляла уже тучная женщина, может, деваха.
Черные жесткие волосья у нее в разные стороны торчали, нос такой
симпатичный, будто у игрушечного поросенка, с пятачком, и дырки кругленькие
в носу. Ну вот хоть расстреляй Коляшу - мерещится что-то знакомое ему в
продавщице газировки, и все тут. Наливает продавщица в стакан газировки и
говорит усмешливо:
- Ну, чего солдатик уставился? Своих не узнаешь? - и тут же мокрый
стакан уронила: - О-ой, Коляша! О-о-ой!..- и рухнула на своего содетдомовца
большим, мокрым фартуком прикрытым телом.
Торговлю Туська прекратила, тележку куда-то свезла и всю компанию
Коляшиных друзей увела с собой.
Жила Туська с мужем и полуторагодовалым парнем Мишкой в одном из тех
самых окраинных домов, из которых были выселены и увезены на Урал, в
Казахстан и в Сибирь их хозяева. Муж Туськи, мертвецки пьяный, спал в старой
гимнастерке с медалями и орденом на кровати. Одеяло, брошенное сверху, круто
опадало на храпящем обрубке.
- Спит красавец мой,- вздохнула Туська,- и горя не ведает. Без ног он у
меня, в госпитале сошлись. Там и сына сотворили. Я при госпитале по
мобилизации прачкой работала. Пришла пора рожать ехать, а куда? Тут
агитировать начали - осваивать новые районы. А они, новые-то, старее старых
оказались...
Туська позвала за собой Коляшу на двор и там, собирая картошку,
рассыпанную по полу сарая, где еще остались три курицы да петух - остальную
всю живность переселенцы приели,- Туська указала на сложенный, точнее, в
угол сарая сбросанный хворост из сада, сказала, чтоб Коляша набрал дров,
продолжая повествование о своей тревожной и невеселой жизни. Муж ее, Гурьян
Феодосьевич, из хорошей в общем-то, крепкой семьи, но семья та рассеялась,
деревня под Брянском сгорела вся, и они вот клюнули на подачку, как и другие
русские люди, кто от бызысходности, кто от жажды пожить на дармовщинку.
Гурьян спервоначалу сапожничал, но чужая сторона, да и изба чужая не греют,