"Виктор Астафьев. Так хочется жить (про войну)" - читать интересную книгу автора

Коляшу беда свела с двумя бойцами - Жоркой-моряком и тихим парнем из
местечка Грицева, что на Житомирщине. Оба они были тяжело контужены, обоих
парней били припадки. Коляша, немножко поработавший в госпитале, научился
усмирять падучую, когда она валила ребят. И снова навела его худая доля на
держиморду - ротного старшину. В отличие от Олимпия Христофоровича
Растаскуева, этот был худ, нервен, криклив. И фамилия ему соответствовала -
Худоборов. Он панически боялся погибнуть. И погиб. Уже в мирное время.
Приладился к какой-то ровенской жинце, а у той муж дезертировал из армии,
сошелся с лесными братьями и, однажды явившись в город, обех, как говорил
новый старшина роты, расстрелял прямо в постели. Так вот, старшина Худоборов
еще и рукоприкладством занимался. Однажды он ударил Жорку-моряка, тот хрясь
на каменный пол и забухался в припадке, затылком об камень. Старшина убежал
и в каптерке спрятался. Народ оторопел. Коляша насел на могучую грудь моряка
и кое-как справился с больным, не дав разбить ему голову об пол. Перенесли
захлебывающегося пеной больного на нары. Коляша внушал бойцам, что припадок
страшен для самого контуженного и ни для кого больше, что в роте таких
больных двое, может начаться приступ сразу у обоих, и что он тогда станет
делать? Надо ему, Хахалину, в этом деле помогать.
Старшине Худоборову Коляша на всякий случай заметил, что-де у
контуженных есть справка на тот счет, что, ежели они человека прикончат, их
даже к ответственности за это не привлекут. Худоборов перестал чеплять
припадочных, переключился на более здоровых, падучей не страдающих бойцов.
Коляша Хахалин из нарядов, почитай, не вылезал - этого старшину, как и
Растаскуева, борца за исправную службу, отчего-то бесило, что рядовой,
занюханныи солдат, к тому же хромой, читает книги, хорошо поет и, главное,
пишет стихи. С наслаждением, аж бледнея от страсти, на всю роту кричал и
этот старшина: "А ну, поет, мети казарму, выносс-си помой-и!"
В ночь на девятое мая, угомонив припадочных, наказав ребятам, чтоб,
если начнется приступ у больных, подменить его на посту, Коляша Хахалин
заступил на дежурство у проходной, с одной обоймой патронов, сунутой в
магазин винтовки.
Надо сказать, что беспокойство, волнительное ожидание долгожданной
вести, охватившее страну, в том числе и город Ровно, забитый не доехавшими
до фронта и уже едущими на Дальний Восток войсками, передалось и усталому,
войной издерганному и старшиной измыленному бойцу Хахалину. А тут еще
танкистов навалило на окраину города, поди-ка, целый корпус. Они переломали
гусеницами танков сады, расположились, не боясь демаскировки, вольно, широко
и загуляли. Ой, загуляли!
Вот уж время и час, и второй час ночи - у танкистов бал не умолкает:
звучат баяны, гармошки, гремят радиоустановки, визжат девки, поют парни,
зычно гаркают чего-то товарищи командиры. И все это разом, одновременно -
постовому Хахалину передалось возбуждение от происходящего в саду и в округе
всей. И чего особенного? Тоже человек, сколько и как мог, воевал, было бы,
так и выпил бы...
Тут на него с фонарем-фарой набрели пьяная банда в количестве четырех
рыл. Интересуются ребята, в каком городе находятся, какой объект перед ними,
нельзя ли чем разжиться в смысле спиртного. Коляша терпеливо объяснял:
находятся они на Украине, в городе Ровно, перед ними проходная конвойного
полка, и, ежели есть здесь у кого спиртное, его потребляют втихаря.
- И ты в такой шараге служишь? - удивились танкисты.