"Виктор Астафьев. Так хочется жить (про войну)" - читать интересную книгу автора

Коляшу Хахалина ничего не трогало, не пугало. Он отрешенно молчал и смотрел
в землю, потому что, если он поднимал голову и начинал глядеть в небо,-
воспитующими его, отцами-командирами, это воспринималось как вызов, как чуть
ли не высокомерие. Как и большинство начальников, выросших уже при советской
власти, командиры сии прошли через унижение детства в детсадах, в отрядах, в
школе, ну и, само собой разумеется, главное, вековечное унижение в армии.
Поэтому, получив власть, сами могли только унижать подчиненных, унижаться
перед вышестоящими начальниками, и глядящий в землю, ссутуленный, как бы уж
вовсе сломленный человек был для них приемлемей того, кто смел глядеть
вверх,- не задирай рыло, коли быть тебе внизу судьбой определено.
Израсходовав пыл огневого заряда, командир дивизиона спросил:
- Чего вот мне с тобой теперь делать?
- Воля ваша. Что хотите, то и делайте,- ответил впопад Коляша.
- Воля ваша, воля ваша,- затруднился командир, имеющий еще силы на
перевоспитание разгильдяя, который всем надоел, себя, машину и людей извел.
Если бы он сказал то, чего ожидал командир дивизиона: "Немец стрелял, не я",
"у снаряда глаз нету" или совсем коротко: "Война!" - капитан еще побушевал
бы в сладость и утеху души своей. А тут вот: "Воля ваша",- и вид такой -
хоть к чему человека приговаривай - со всем согласится.
- Каблукова ко мне! - приказал капитан.
После переезда с Орловщины на Украину, где-то в направлении на Ахтырку
или на Богодухов, уработавшиеся, на солнце испекшиеся бойцы взвода
управления к вечеру истомленно расселись, разлеглись посреди нескошенного
поля, потому как днем от жары ничего не ели, только пили воду и копали,
копали и пили. И вот хоть малая, но все же блаженная прохлада, вечер, покой,
"кукурузники" в небе лопочут, светленько пулеметными очередями посикивают,
по две бомбы-пятидесятки на окопы врага шмаляют. Бои идут затяжные,
изматывающие, передовая линия все время меняет "конфигурацию". И однажды
вечером с неба раздался женский ангельский голос: "Вы, ебивашу мать,
докуритесь!" - кукурузница-летчица спланировала над окопами и упреждение
дала, потому как войско, налопавшись, закуривало, и вся передовая
высвечивалась огнями цигарок, будто торжественно-праздничными свечками.
Немцы - народ тоже курящий, разберись с неба, кто там на земле курит. И
докурились: перепутала какая-то кукурузница конфигурацию передовой, метко
положила в самую середку блаженствующего взвода управления третьего
дивизиона две бомбочки - и разом два десятка человек вымело с передовой,
семеро тут и остались докуривать, остальные в госпиталя, слух был, четверо
не доехали до места. Сержанта Ястребова, командовавшего отделением разведки,
разбило на куски. Вместо него назначен был младший сержант Каблуков, парень
хоть и придурковатый, и вороватый, но лучше пока никого не нашлось.
Махнув рукой у головы, младший сержант доложился. Командир дивизиона к
этой поре совсем отошел, да и завечерело, горе ближе подступало - из тех
двадцати человек, что от разгильдяйства и ухарства полегли, большая часть
служила с капитаном еще на Дальнем Востоке.
- Вот,- кивнул он в сторону Коляши Хахалина,- потерял машину обормот, в
твое распоряжение поступает,- и попытался еще возбудить себя, взнятъся на
волну гнева: - Лопату ему в руки и копать! Копать! Человека из него сделай,
Каблуков. Навык он в придурках ошиваться...
Ах, товарищ капитан, товарищ капитан, без двух месяцев майор, да разве
можно Коляшу Хахалина чем-либо напугать после той клятой "газушки", что