"Виктор Астафьев. Так хочется жить (про войну)" - читать интересную книгу автора

Несмотря на то, что выставлялись по дорогам живые указатели - бойцы с
флажками и, в нарушение военной тайны, командирам дивизионов, затем батарей,
взводов управления выдавались нарисованные на листах схемы движения на
данном отрезке пути и пункты сосредоточения, машины разбредались по
российской путанице дорог. Засидевшиеся в тихой бухте, к тракторной тяге
привыкшие водители дурели от скорости и возможностей американской техники,
мчались вперед, бросив на произвол судьбы собратьев по боевому походу,
спокойно дрыхали в уютных кабинах, пока остальное войско корячилось, волоча
по весенней грязи почти на себе отечественные "ЗИСы" и прочий транспорт,
которым отечество так гордилось.
Артдивизия, растянувшаяся километров на сто, за ночь сжигала по два
бака горючего, к утру не поспевала к месту назначения, и посыльные на
машинах-тягачах начинали шастать по дорогам, лесам и оврагам, вытаскивая из
грязи издохшую отечественную технику, рыскали в поисках тех, кто заблудился.
В небе появлялись и кружились немецкие самолеты - снова не удавалось
сохранить военную тайну, снова она, клятая, ускользала из бдительных рядов
родной армии.
В гаубичной бригаде имели прекрасные показатели по стрельбе, да и как
их не иметь, когда некоторые расчеты прослужили возле своих лайб по шесть
лет, знали и любили их больше своих жен,- тут и свинья безмозглая научится
стрелять, в движении, однако, дальневосточные сидельцы были слабаки и
неумехи. Среди всех подразделений совсем уж ахово обстояло дело там, где за
баранкой маялись и маяли машины недавние сибирские курсанты.
Коляша Хахалин из наставлений Игреньки запомнил, что карбюратор
засоряется и надо его продувать, зазор и контакты трамлера - чистить следует
серебрушкой-денежкой, не давать перегреваться радиатору и двигателю;
научивший его накачивать колеса, крутить баранку, кое-как, с грехом пополам
переключать скорости Игренька резонно считал, что того вполне достаточно для
рулевого. Водителем же, пусть и не классным, умелым ему никогда не стать -
для иного поприща человек рожден.
В пути на фронт Коляша Хахалин превратился во что-то затурканное,
запуганное, сон и всякие чувства потерявшее существо. Продувая беспрерывно
карбюратор, шланги и трубки подачи бензина, он до того этим бензином опился,
что уже не чувствовал вкуса хлеба и каши, серебрушку истер о зазоры трамлера
до того, что на ней ни серпа, ни молота, ни колосьев, ни даже цифры не
виднелось. Плохо чувствуя дорогу колесом, рулевой Хахалин беспрестанно
буксовал, и взвод управления дивизиона тащил машину на плечах. Прокляли
своего шофера солдаты, толкали его, когда и били. Людей надо и можно понять,
в каких условиях они ехали. Однажды ночью разверзлись хляби небесные,
запрыгивая в кузов ползущей машины, выпрыгивая, чтобы подтолкнуть ее,
солдаты натаскали полный кузов грязи - перегруз. Вовсе стала машина.
Лопатами, ладонями, пустыми котелками, касками вычерпывали грязь солдаты,
чтобы сдвинуться с места.
А то еще случай получился: толкали, толкали машину солдаты, качали ее,
раскачивали, выкрикивали чего-то и постепенно умолкли, не сдвинув с места
транспорт свой. "Ну я им счас!" - заругался командир взвода управления и,
увязая в грязи, пошел в обход машины. Коляша за ним. И зрят они картину:
почти по пояс в грязи, упершись плечами в кузов, солдаты спят. Не высыпались
в пути бойцы, так чего уж говорить о рулевом Хахалине, который по прибытии в
"точку дневки" должен был еще выкопать аппарель, по-русски это просто яма