"Виктор Астафьев. Стародуб" - читать интересную книгу автора

помоги и мне. Ну, чего тебе стоит, выведи!.. Либо болесть утихомирь...
И, чувствуя, что нет у него никакого права на такую просьбу, Амос
замолк, в душе проклиная себя.
Тайга шумела слитно и величаво, расправляя широкие плечи. Каждая
веточка, каждый листик, каждая былинка, каждый цветочек распрямлялись,
подставляя свое исхудалое тельце живительной благодати. Знойное оцепенение
спадало, кругом слышался умиротворенный шепот.
Тайга начинала зализывать раны, и никакого дела ей не было до человека,
распластавшегося у ее ног.
Слушал Амос, слушал с закрытыми глазами эту пробуждающуюся жизнь и
понял: никто - ни всевышний, ни эта заново ожившая тайга - ему не поможет.
Он встал, прикусил губу, заглушая стоя. Голова кружилась.
В горле и во рту горькая сухость. Упрямо нагнулся вперед мужик, точно
боднуть кого прицелился, и двинулся длинной одинокой тенью по лесу. Прошагал
немного, остановился, прислушался к животу: гнетет, тянет. Одышка появилась,
жар волнами ходит внутри. Развязал Амос мешок, подержал в руках мягкий
розовый кусок мяса, страдальчески покривился и бросил его в сторону. Отошел
немного, вернулся, намереваясь забросать мясо ветками, хватился - нет
топора. Тогда он безнадежно вздохнул и заковылял дальше.
Ноги Амоса заплетались, но он не позволял себе лечь. "Главное - идти,
главное - не садиться", - стучала в голове одна мысль. Он неуклюже полез
через колодину, упал с нее и расслабленно подумал: "Верно, уж больше не под
няться..."
Поискал глазами воды, но ее поблизости не было.
Земля жадно впитывала влагу.
Амос пососал сырой мох, стряхнул на лицо капли с нижних веток пихты и
забылся, чуть посунувшись под валежину. Несколько раз просыпался, пытался
встать, но руки подламывались, долило к земле.
Он надолго утих.
Очнулся от холода. Все на нем промокло. Заохал, сел - из глаз мухи
полетели, во рту горечь, как с похмелья, в голове звон, что-то призрачное
кружится перед глазами. Вот ровно бы человек мелькнул, вот прянула в сторону
маралуха, вот зажурчало, полилось на него. Нет, мимо куда-то, в провальную
пустоту.
- Пить! Пить! - открыл рот Амос, стараясь поймать этот стремительный,
оглушающий поток, который зыбал, качал его, мчал на огненно-жгучих волнах
неведомо куда.
На секунду Амос очнулся, облизал влажные от дождя губы. Шум не
прекращался. Где-то совсем близко метался поток. Он звал, он требовал, чтобы
человек поднялся, пришел к нему, упал бы в холодные волны и поплыл,
поплыл...
Срывая ногти, Амос хватался за ствол ближнего дерева.
Поднялся.
Шагнул.
Ноги переламывались в коленях. Он шевельнул испекшимися губами, творя
несвязную молитву, и побрел от дерева к дереву, как пьяный. Обхватывал
стволы, прижимался горячей щетинистой щекой к холодной коре, подолгу
отдыхал.
Дождь измельчал и сеялся, сонно шурша по задумчивой, разомлевшей тайге.
Сумерки незаметно смешались с дождем.