"Виктор Астафьев. Стародуб" - читать интересную книгу автора

Маралуха еще бежала, гонимая ужасом. Трещали сучки под ее
стремительными ногами. Но вот шаги ее стала замедляться, треск и щелчки
прекратились. Она остановилась, помолчала, чутко вслушиваясь в ночь.
Чуть-чуть прошлепала губами, призывая дитенка.
Никакого ответа.
Она позвала еще раз - громче, тревожней.
Ждала минуту, другую, от нетерпения переступая с ноги на ногу. И вдруг
закричала на весь лес так дико, что даже у человека покоробило спину, и он
занес руку перекреститься.
Шорох приблизился.
Мать еще не теряла надежду отыскать и дозваться мараленка. Она
кружилась возле солонцов и, пришлепывая губами, настойчиво звала его. Шаги
ее, то медленные, крадущиеся, то нервные, стремительные, доносились
отовсюду. Можно было подумать, что вокруг солонцов мечется несколько зверей.
От гнева и страха дрожали у маралухи ноздри, все ее мускулы напряжены.
Она останавливалась, смотрела, слушала - не выскочит ли быстроногий детеныш,
не побежит ли навстречу ей. Она переваливала язык, готовый облизать дитя от
кончиков ушей до светленьких копытец.
Тишина.
Был гром, а теперь тишина.
Медленно, как бы пробуждаясь от душного сна, дыхнул лес, и между ним
просочились только ей слышные струи воздуха, а вместе с ними страшный запах
крови. Маралуха снова пронзительно крикнула и заметалась возле солонцов.
- Э-э, чтоб тебя, худая немочь! - свирепым шепотом бранился человек,
напряженно всматриваясь в предрассветную мглу.
Луна скрылась.
Небо заволокло тучами, а может, и дымом.
"Или дождик будет?" - постарался отвлечься Амос, но слух его был
напряжен до предела.
Невыносимо тяжело сидеть.
Пошевелиться бы.
Суставы, шея, все остамело от неподвижности, а маралуха не подходит.
Мечется, будто безумная. "Что, как бросит? Вот тогда и выгадаешь, рябой
ирод!" - побранил себя Амос.
Сделалось свежей.
Влагой потянуло в отверстие дупла.
"Будет, будет дождь, - радовался Амос. - Раньше бы требовалось. Ну, ну,
чего же ты, язва, пляшешь? Иди же, иди!"
Надоело ждать.
Снова, как в молодости, в ту первую охоту, одолевает желание садануть
из ружья, чтобы чертям и тем тошно сделалось. Но он уже не тот сосунок,
чьего духу не хватило даже на полночи. Последним усилием он заставляет себя
сидеть неподвижно. Выдюжит, непременно выдюжит. Но уж тогда он резанет эту
комолую скотину, резанет.
Далеко за обезглавленным великаном-деревом, должно быть кедром,
порозовела кромка неба, сделались видны облака.
Амос с ликованием воззрился на них.
Давненько он не видел ни одного облачка на небе. Клочками старательно
расчесанной кудели несмело наползали они из-за гор, гасили звезды.
Коснувшись розовенькой полоски зари, вспыхивали по краям и бездымно таяли.