"Виктор Астафьев. Стародуб" - читать интересную книгу автора

"Прогневали, видно, косматого!" - подумал Амос и подивился на себя. Вот
опять бога помянул. А сам ведь в душе-то знает, что это лишь пугало для
людей, узда невидимая. Уму и смекалке Амос доверял больше. Еще с детства он
твердо уразумел, что бог-то он бог, да сам не будь плох. Правда, по наущению
матери исполнял Амос ритуалы и правила староверов, но на самом деле
оставался к нам совершенно равнодушным. Вон они, соседи-то, ждут, что бог
подаст, - и мрут, как мужи. А он не станет ждать, он добудет мяса, и эти же
соседи придут к нему и начнут канючить, делая вид, будто ничего не знают и
знать не хотят: по-божьи или нет сделал Амос, сходивши воровски на чужие
солонцы.
Что же касаемо Култыша, так его в расчет брать не стоит. Для него бог
тайга и превыше всего - таежный закон. Но защитить этот закон он один не в
силах. Каждый закон, худой ли он, хороший ли, - миром создается и держится
миром.
Амос равномерно перебрасывал и перебрасывал шест. Горели ладони, ломило
поясницу, сохло во рту. Он время от времени зачерпывал жилистой рукой воды,
отпивал глоток, вытирал рубахой лицо и снова гнал лодку вперед.
Отощалая Онья бестолково билась на перекатах, урчала в шиверах, гремела
на порогах. По крутым берегам ее неподвижно стоял березник со скрюченными
коричневыми листьями. Даже сосны и те порыжели. Солнце беспощадное, вовсе не
сибирское солнце сжигало все, высасывало из скудной скалистой почвы
последние соки. По узеньким берегам-бечевкам торчали прошлогодние остожья.
Трава на них реденькая, ершистая. Сено нынче вырубчане не поставили. Падет
скотина, совсем обнищает деревня.
С радостью вспомнил Амос, как он мало-помалу подкашивал да подкашивал
траву в огороде и набил почти полный сеновал. Трава на мокрой земле нынче,
как тесто на опаре, поднимается. А кто не велел соседям пригородить ключ?
К вечеру с гор понесло гарью. Амос поднял голову. Высокое, изнывающее
от жары небо затягивало темной пленкой дыма. Яростное, немое солнце пекло
немилосердно даже в предзакатные часы.
Впереди показалась черная полоска. Должно быть, несколько дней назад
лесной пожар подступил к речке, потоптался возле нее, зашипел, забегал вдоль
берега, подобрался к самой воде и по упавшей лесине или веточкой,
подхваченной ветром, перекинулся на другую сторону и ушел в глубь тайги.
Лишь трупелые валежины и высокие пни курились синенькими струйками, словно
только что задутые свечи. По воде хлопьями плыли сажа и листья. Дышать
сделалось трудно. К берегу подбивало обгоревших на лету птиц. Амос выловил
из воды копалуху - глухарку и тут же отбросил. Она уже протухла. Подумав, он
все же подобрал птицу, зажарил на углях и, преодолевая отвращение, жевал,
жевал, стараясь думать о чем-нибудь другом. Вдруг скривился, вырыгнул на
ладонь вонючую кашицу и шлепнул ее о камни.
- Себя омманешь, а брюхо нет, - проворчал он и размочил в воде сухарь.
После этой остановки всю ночь шел на шесте, задыхаясь и: слабея, однако
к утру миновал пожарище и обрадовался.
Огонь, только он мог воспрепятствовать Амосу и остановить его. Но
пожары уже объединились воедино, смахнули жизнь с горных хребтов и
обрушились на предгорья, угоняя кочевников-скотоводов в голые степи.
Вот и Серебрянка - звонкая речка. Укрытая горами, лесом и кустарником,
она неожиданно выныривала из непроходимой гущи, разъединялась на камне и
двумя прозрачными крылами слетала в Онью.