"Виктор Астафьев. Зрячий посох" - читать интересную книгу автора

Давайте о рассказе. Не мне Вам говорить, что к нему могут предъявить
всякое - противопоставление "естественного человека" современному,
недопустимость безнаказанности покушения на инженера и т. п. Все это чепуха,
и буде такие редакторские замечания прозвучат, обращать на них внимание не
стоит. Рассказ существует как таковой с его незыблемой печалью, и тут уж
ничего не поделаешь. Но есть в самом рассказе что-то, над чем стоит еще
подумать. Вы пишете, что Вам почудилась в середине какая-то натяжка. Знаете,
это действительно чувствуется, и думается, что она в том, что Вы прямо
связываете поведение Ночки с Ив. Ив. и историей с инженером. Я могу
объяснить, как это, вольно или невольно, произошло. Вам важно сюжетно
закрепить в рассказе историю с инженером, попробуй выкини и Ив. Ив., и эту
историю, если на ней как бы держится сюжет - все взаимосвязано.
Художественно это не только не обязательно, но даже противопоказано, в этом
чувствуется литературность, вымысел. Умысел вполне объяснимый, но именно
потому, что сразу приходит в голову объяснение, это и мешает. Прямая связь
портит все дело. Начинает выпирать тенденциозность, нарочитость, глубокая и
грустная философия рассказа начинает отдавать назидательностью временной.
Мне думается, нужна бы другая история, другой повод для трагедии
собаки, и тогда все зазвучит сильнее, сложнее, но и, думается, правдивее.
Здесь же все нравоучительно отлажено. Не мне давать Вам совету, и не знаю,
угадал ли я то, что Вас смущало, но это, именно это внушило мне подозрение
на литературность. И еще одно замечание - невыразимо хорош Гр. Еф. в
обстановке его избушки, в жестах, в разговорах с собакой, но в интонации его
разговора с Вами слышится опять-таки какая-то литературность. Вы даже о
"Юности" его заставили говорить. Не уверен, что в этом рассказе это
необходимо. А сейчас это вообще прозвучит конъюнктурно. Да и зачем Вам,
такому русскому художнику, впутываться в быстротекущий поток преходящей
литературы. И, если вдуматься, то, ей-богу, наша "молодежная" литература не
смех вызывает, а слезы - в ней отразилась духовная драма этого замороченного
поколения. Но это уж Ваше дело решать. А вот на манеру разговора обратите
внимание. Я даже не могу конкретно указать, что меня не устраивает в Гр. Еф.
Несомненно, в речевой манере "простого" человека есть интонация сказовая.
"На войне кум у меня погиб. Хрустов по фамилии. На водокачке слесарил"
глаголы на конце, слова перевернуты местами, но, перекочевав в литературу
еще двадцатых годов, интонация эта где-то до того налитературилась, что
каждого, кто начинает так разговаривать, воспринимаешь не как живого героя,
а как давно знакомый персонаж. Я не сомневаюсь, что у Ваших земляков тоже в
речи сказывается эта интонация, но ведь есть же что-то и свое, пермяцкое,
кроме этих "отродясь" и "бывалоча" и обязательных глаголов на конце. Кому
же, как не Вам, уловить это? Все, что он рассказывает, написано Вами с
какой-то языковой скупостью и утомительной монотонностью, и рядом с этим
изумительно яркий, сочный авторский язык. Для себя-то (то есть для
рассказчика) Вы на редкость щедры. Вы даже местную поговорку о лешем себе
присвоили. Вспомните, как говорят герои у Горького. Он ведь им самое лучшее
отдавал, самое само цветное для них в своей памяти откапывал.
Извините меня, ради бога, - это не поучение, просто вспомнилось... И
вот мне кажется, что с речью Гр. Еф. не грех и повозиться бы. Надо, чтобы я
его так же почувствовал, как Ваш пейзаж. Ночку - где все одухотворено, все
живет, дышит, от всего сжимается сердце. А Гр. Еф. я чувствую больше всего
тогда, когда Вы говорите о нем. Так, например, в последнем абзаце, под