"Виктор Астафьев. Зрячий посох" - читать интересную книгу автора

Поликарпов. Мне звонили с предложением пойти в почетный караул. Не пойду я
сегодня в почетный караул, а уеду, как рассветет, в Тарусу, числа до
десятого. А Дм. Ал. очень жаль - хороший он был человек, честный, прямой,
конечно, "продукт сталинской эпохи", но если бы продукты были такими, так и
эпоха была бы другая. И трудно ему приходилось последние десять лет. Думаю,
что даже более трудно, чем в 1946 году, когда Сталин изгнал его из СП за то,
что в оценке "Спутников" Дм. Ал. решил показать себя большим сталинистом,
чем сам хозяин. Я его любил, да и он ко мне относился хорошо, всегда
по-отечески отчитывал. А отчитывал он по-особому. Получалось как-то так -
мол, все ты, дорогой товарищ, сам знаешь и понимаешь, так какого же
лешего... И очень грустно, что не услышишь больше его голоса. Бывало, чем
тверже этот голос становится, чем непререкаемей, тем почему-то все мягче и
даже смешнее... Не знаю, как у других, а мне всегда весело становилось.
Жаль, последнее время я с ним не встречался, разве что в президиуме на
вечере какого-нибудь 2000летия классика.
Очень буду ждать Вашего приезда.
Ваш А. Макаров.
Дорогой Виктор Петрович!
Все-таки очень жаль, что я не увижу Ваших рассказов до их появления в
печати. Когда-то это еще будет. Записки Волконской - княгини-декабристки я
читал когда-то, давным-давно, в отрочестве. Помню ее больше по Некрасову,
который воспользовался этими записками в "Русских женщинах". Буде Вы их
захватите - перечитаю с удовольствием. Письма Ваши прямо каким-то лучом
врываются в мою зимнюю, серую жизнь, то о речке подмерзающей напишете, то о
благородстве женском, хотя и давнем. А я сижу, как в одиночке, в своей
комнатушке, откуда только серые заборы видно, и строчу, строчу, а зачем и
кому это надо - не знаю. Вот уж месяц путаюсь со статьей о Семине и никак не
могу в ней разобраться. Но должен же кто-нибудь сказать, что про него все не
то, не то пишут, хотя в чем-то и правы. Его беда в том, что он поразительно
одинок. И чем больше я в него влезаю, тем больше сам заражаюсь его
настроением. А писать-то надо вопреки настроению.
Недавно побывал в Литве на съезде. Ездил с женой и даже с дочерью.
Встречали как своего, я ведь о них кое-что писал, а они народ добрый и много
переживший. Обрек я было себя на пост похудения, но какой там пост, было
такое разрешение вина и елея, что кабы не семейные узы...
Москва меня прямо замучила. Звонки, звонки, звонки. "Лит. газета"
требует, чтобы я писал (не один) какую-то редстатью, которая совершенно уж
никому не нужна, влез в статью о тех, о ком когда-то писал в "Серьезной
жизни". Родил Рекемчука и Липатова, вожусь с Семиным, а впереди еще Аксенов.
Понаписали товарищи много, и надо же в этом как-то разобраться. К 1-му
января надо сделать предисловие к сборнику болгарских критиков. А что я знаю
о болгарской критике? Ровно ничего, кроме нескольких самих критиков. И еще
не позднее 5-го надо вернуть книжку о Межелайтисе, в которой надо сделать
койкакие доделки.
Голова идет кругом, и хочется на все плюнуть и сбежать куда глаза
глядят. Но от себя не убежишь.
Но вот поныл и вроде легче.
Поздравляю Вас и все Ваше семейство с Новым годом.
С ним я еще не знаком, но ведь и с вами мы когда-то письмами
познакомились. Наташа и Аннета тоже Вас поздравляют.