"Виктор Астафьев. Зрячий посох" - читать интересную книгу автора

утешаться тем, что "инфаркт - залог здоровья". Пить, курить не станете
(разве лишь тайком), а будете только работать. Веселенькая жизнь! Иногда,
честное слово, я бешусь, когда врачи меня уверяют, что мне даже есть после
7-8 часов вечера поздно, а вот работать пожалуйста... Самое смешное, чем
больше стареешь, тем больше хочется выкинуть нечто несусветное, в бандиты,
что ли, пойти? Из дому сбежать? Поступок престарелого Толстого - это ведь
юношеский поступок. Как и "Хаджи-Мурат" - юношеское произведение. А пока не
спешите. Потихоньку входите в ритм. Самый страшный враг для нас с Вами не
водка, а спешка, дергание.
Повесть Вы одолеете, и не одну. Это спервоначалу кажется страшно. Да,
вот еще что. Как правило, после инфарктов месяцев шесть, а то и год уходит
на раскачку. Так было у меня оба раза. И если увидите, что у Вас что-то
плохо двигается, не пугайтесь, все пройдет.
Ваш А. Макаров.
Итак, наступил 1964 год, в который мы наконец-то встретились с
Александром Николаевичем и сразу же подружились без натуг и притирок. Может,
это произошло отчасти потому, что в письмах мы уже о многом переговорили,
"подготовили почву" для дружеских отношений и какого-то жадного и
естественного стремления в общении друг с другом.
Во всяком разе, с того, уже далекого года, я почти никогда и нигде в
Москве более не останавливался, а только у Макаровых, - да и не отпускал
меня Александр Николаевич. "Успеете еще, успеете нашататься по столице,
нагуляться, натрепаться, - говорил он, - тут по вас соскучились, и дамочки
ваши, да и мужчины... некоторые..."
Он зажимал букву "р", точнее, не зажимал, а как бы катал во рту
кедровый орешек, что дало основание некоторым литераторам, в особенности
тем, кого он не баловал вниманием, считать его евреем и чуть ли не скрытым,
злобным семитом. Но если судить о нацпринадлежности по картавости, то часть
населения Вологодской области, один знаменитый писатель вместе с половиной
населения его родного района - должна попасть из-за картавости в евреи.
Дорогой Виктор Петрович!
Что-то больно мне тошно. Ездил в Воронеж на какие-то обсуждения книг,
издаваемых "Сов. писом" по отделу критики. Вернулся и захандрил. Правда, и
поехал-то в каком-то состоянии душевной невесомости. Может быть, потому, что
весна и на улице "сырость и слякоть", может быть, потому, что всякие
совещания на меня нагоняют тоску. Главная беда в том, что застрял где-то на
4/5 статьи об Аксенове и теперь не знаю, попадет ли в № 6. И вроде знаю, что
хотел бы сказать, а фразы не склеиваются, все рассыпается, как только
садишься за бумагу. Радует только, если это может радовать, что врачи
связывают такое состояние не просто с полным обалдением, а с каким-то
временным "кризисом кровеносной системы" и усиленно пичкают меня пчелиным
молочком, и колют всякими витаминами, после чего, по их мнению, я неминуемо
взыграю и заекаю селезенкой. Удивительно поганое состояние. Лень даже из
комнаты в комнату пройти, целый день валяюсь в постели и читаю французские
романы - Саган, Симона, Сименона - целый ворох прочел, и в голове вертятся
одни многолюбивые бабы да неудачливые преступники, которых изловляет
удачливый Мегре. Вот так скажи кому, чем занимается советский критик,
засмеют. А мне, ей-богу, не до смеха. И надо бы мне развязаться с Аксеновым,
ох как надо, чтобы на этом пока поставить точку - сложить книжонку из статей
последних лет и не писать хотя бы год никаких патриотических статей. А как