"Мигель Анхель Астуриас. Глаза погребенных (Роман) " - читать интересную книгу автора

буквально мужеглотом: сколько раз ни выходила замуж, вскоре вдовела, и в
конце концов от мужей у нее осталась лишь коллекция фамилий, которую,
впрочем, она сокращала для удобства, чтобы самой не запутаться. Магдалена
Анхела Сенобия - так начиналось ее имя, а девичья фамилия ее была Каньис.
Магдалена Анхела Сенобия Каньис, вдова Виванко, - такую фамилию носил ее
последний муж. Духу не хватит произнести разом все ее фамилии или фамилии
всех ее мужей. Поэтому известна она больше под прозвищем Хуана Тьма-Тьмущая.
Сама ли себя она так прозвала, или ее прозвали - этого я не знаю. Но все ее
знали как Хуану Тьму-Тьмущую...
Пестрая юбка, облегавшая массивный зад, худые жилистые ноги в синей
сетке вен, - такой вспомнилась она Табио Сану. Хуамбо и Юпер, сидевшие рядом
с ним, с удивлением взирали на пепельно-серую, оставшуюся, очевидно, от
времен сотворения мира, холодную, как мертвая кость, равнину. От духоты
перехватывало горло.
Под опеку Хуаны Тьмы-Тьмущей маленький Октавио попал хилым ребенком с
наивными стеклянными глазенками; он вспоминал, как из каморки, где его
родители умерли от оспы, соседи увезли его в приют. Из лачуги, в которой он
жил с родителями, вытащили во двор кровати, стулья, белье, матрацы и предали
все огню. И вот когда его уже уводили, над мальчиком сжалился какой-то
сеньор, которого, помнится, звали Трансито; он, видно, был дружком этой
самой Тьмы-Тьмущей, потому-то и препоручил мальчика ее заботам.
- Тебя передали в мои руки. Как тебе это нравится? - спросила его
сеньора с внушительными бедрами и ногами как прутики.
Табио отвел взгляд в сторону, но все же успел краем глаза взглянуть на
эту мегеру, которая расчесывала волосы и вылавливала вшей - маленькие
точечки потрескивали под ее ногтем на частом гребешке.
- У нас, женщин, волосы длинные, как и наши страдания, вместе с
волосами растут наши беды...
Патио, где они встретились, был очень плохо замощен. С облупленной
стены свешивались высохшие плети тыквы уискиля. Донья Хуана, услышав чьи-то
шаги в соседнем патио, повысила голос, чтобы ее слышали:
- Если этот проклятый кот еще будет ходить сюда мочиться, ему
несдобровать.
- Лучше кот, чем сова! - послышалось по ту сторону стены.
- Совы не мочатся! - заорала Тьма-Тьмущая в бешенстве. - Ко мне уже
люди опасаются ходить - кому охота нюхать кошачью вонь...
- Не мочатся? - тут же последовал ответ. - Ха! Зато совы сами воняют от
страха...
Из этого обмена любезностями между соседями маленький Октавио узнал,
что в доме была сова; в тот же день, после завтрака, он ее обнаружил. Клюв
крючком, перья на лбу взъерошены, ушки мышиные. Она восседала в полной
неподвижности. И мальчик никак не мог понять, спит она или бодрствует. Птицу
ее покровительница называла Панегирикой; услышав голос хозяйки, сова
просыпалась, если считать, что она до этого дремала, и, раскрывая глаза,
начинала ерошить перья.
- Панегирика, у нас теперь есть мальчонка, которого нам подарили,
слышишь? Не слишком он красив, но и не урод. Потом не жалуйся, что я тебя об
этом не предупредила. Мальчонку зовут Октавио. Его родители родом из
Сансура.
С того дня как перед совой Хуана окрестила его Сансуром, так и пошло: