"Мигель Анхель Астуриас. Глаза погребенных (Роман) " - читать интересную книгу автора

языкам пламени, и несут ее кони - клубы дыма, а в колеснице - мужи и девы,
вздымающие знамена, плуги и винтовки...
Все меньшее расстояние отделяет его от пламенеющего облака, далеко
позади осталась колымага, в которой кроме морщинистого кучера-испанца,
клявшего все и вся, ехали Кохубули, замаскированные под Кэйджебулей,
индейцы, переодетые игроками в гольф, и сам президент "Платанеры", который,
рукой в зеленой перчатке придерживая банановую гроздь, лишенную плодов,
подгонял ею пугливо озиравшегося мерина.
Настигала... Карета его настигала... Расстояние, разделявшее их,
сокращалось на глазах... Настигала... Настигала... Нажимая на педали, он
оставлял позади того, кто хрипел... и тот, кому угрожала опасность... хрипя,
отставал от нажимавшего на педали...
И тот, кому больше всего угрожала опасность, наконец проснулся.
Подсознательно - где-то на рубеже сна и бодрствования - он успел различить
очертания кареты. Среди ее седоков выделялось лицо безбородого, чем-то
похожего на китайца... человека средних лет, который кричал: "Вперед,
люди!.. Люди, вперед!.." Он приоткрыл глаза в тот миг, когда оторвался было
от погони, но тут же снова зажмурил их и, погрузившись в сон, обнаружил, что
ноги его по-прежнему на педалях и по-прежнему его преследует колымага.
Смахнуть с ресниц влагу - слезинки и ночную росу - и бежать, бежать, нажимая
на все педали, на все педали, на все педали!.. Чтобы не наехал на него этот
бесшумный, угольно-черный бесколесый призрак... бесколесый?.. Даже колеса
растерял где-то... где-то... Где-то теперь дон Сиксто?.. Сбежал?.. Укрылся в
одном из городов, воздвигнутых на каретных рессорах, там, где во время
землетрясения здания не падают, а покачиваются, как кареты, катящиеся по
мостовой. А может быть, он там, где оставил свою повозку, и теперь
рассказывает вдове Маркоса Консунсино о том, что случилось, не потратив ни
одного песо на кофе и коньяк и поглаживая свои морщины, как будто это были
струны, а он, перебирая их и шепелявя, складывал какую-то мелодию...
Кто-то открыл и снова захлопнул дверь, на которой не было ни крюка, ни
щеколды. Дверь стукнула. Вернее, едва не стукнула. Придержав дверь, чтобы не
стукнула, кто-то вошел. Вошедший ничего не видел, вступив в темноту сразу
после ослепляющего солнечного света. Вытянув перед собой руки, чтобы не
наткнуться на что-нибудь, и осторожно ступая, он направился туда, откуда
доносилось прерывистое дыхание дона Непо. Вскоре глаза его привыкли к
темноте, и он разглядел в полумраке распростертого на койке человека,
погруженного в глубокий сон. Человек лежал в одежде. Ясно, как только
пришел, сразу улегся, даже башмаков не снял. Человек еще не стар. Но и не
молод. Лицо цвета желтоватой глины, пышные брови, ресницы, усы и седеющая
шевелюра. Небольшие, но мускулистые руки - как видно, немало потрудились на
своем веку. Подушка и покрывало на полу. Наброситься на него? Рискованно -
закричит. Оглушить его ударом?.. Такая мысль мелькнула у вошедшего, но он
уже тряс дона Непо за плечо, пытаясь разбудить его. Не разбудил. Спящий
только перевернулся на другой бок. Вошедший снова стал трясти его.
Бесполезно. Дон Непо защищал свой сон, яростно отмахиваясь. Незнакомец
встряхнул его сильнее...
- Что?.. Кто это?.. - забормотал дон Непо. - Кто?.. - Кто вторгся в
царство сна, куда никто не имел права проникнуть, кроме него самого?..
Прочь!.. Прочь, непрошеный!.. Вторгся!.. Где же он его видел?.. Прочь!..
Прочь!.. Прочь из сна!.. Отодвинувшись на самый край койки, он изо всех сил