"Мигель Анхель Астуриас. Глаза погребенных (Роман) " - читать интересную книгу автора

- Сын его дочери, - пробормотал под нос испанец, - его дочери и
какого-нибудь калабрийца из тех, что работают тут пильщиками леса, - в синих
глазах небо Италии, а лицо индейца, бронзовое, как у деда и той шлюхи, что
его родила...
Дамиансито сидел на телеге, груженной известью, и насвистывал, погоняя
быков; поскрипывая, катились колеса, и из мешков высыпалась струйка белой
пыли, словно запись на дороге той мелодии, что насвистывал мальчик.
Приподняв шляпу над черноволосой головой, он белой от известковой пыли рукой
помахал кабальеро. Испанец не ответил, насупился, как мрачная сова, и его
морщины остались неподвижными - пусть этот сопливый юнец поймет, что дону
Сиксто не пристало отвечать внуку своего заклятого врага.
Погонщик, не подавая вида, что это его задело, продолжал как ни в чем
не бывало насвистывать и наконец весьма четко вывел: "Эс-с-с-с... стри-бо!..
Эс-с-с-с... три-бо!.. Эс-с-с-с... три-бо!.. Сови-и-и-и-ще!.. Сови-и-и-и-ще!"
Взбешенный старик в ярости кусал губы. Подбежав к своей повозке, он вскочил
на ее подножку так, словно вдел башмак в стремя (эс... три-бо!.. эстрибо!!).
Повозка покачнулась, резко накренилась, будто здание во время землетрясения,
готовое вот-вот рухнуть. Но в самый опасный момент испанец восстановил
равновесие, быстро перейдя по правую сторону от бидонов с парным молоком,
еще теплым, пахнущим коровой и напоминающим о теленке, что остался сегодня
голодным; слева лежали охапки травы, зеленой, как надежда.
Повозка сильно накренилась, но не упала... Разве не подтверждает это
проект, предложенный им достопочтенному муниципалитету столицы, относительно
строительства антисейсмических зданий? Жилые дома и административные здания
в этой злополучной стране, где все рушится от землетрясений или как от
землетрясений, даже когда подземных толчков нет и в помине, должны, по мысли
испанца, строиться на рессорных основаниях, и, если подземные силы
пробудятся, здание только качнется, как повозка, и останется целехоньким на
месте.
Консунсино вышла следом за доном Сиксто с тазом, полным воды. Можно
было подумать, что она намеревается будто ненароком выплеснуть воду на
испанца, но она просто полила землю перед кабачком. И как раз вовремя - на
часах ее примет наступила та самая минута, когда солнце, заливавшее
мостовую, начало перебираться на стену. У Консунсино была своя тайна. Земле
нравится агуардьенте, но не то, что хранится в бутылках, а то, что уже пили
люди, и потому она поила землю водой, в которой мыли стопки и рюмки с
недопитым вином; однако напоить надо до того, как солнце наберет силу. Если
делать это каждый день, то земля, наделенная человеческим разумом,
вознаградит тебя с лихвой - ведь это то же самое, что "засевать поле
пьяницами": тогда их число в ее кабачке приумножится, они словно вырастут из
земли или - не в силах держаться на ногах - припадут к стене, как вьющиеся
растения.
Круто взмахнув тазом - брызги разлетелись сверкнувшим веером, -
Консунсино щедро полила землю. Жаждущая почва впитывала влагу с шипением -
так шипят от воды гаснущие угли. Прислушавшись к голосу земли, Консунсино
громко произнесла:
- Пусть все алкоголики и забулдыги обретут силы от глотка агуардьенте и
не проходят мимо!.. - Она внимательно осмотрела политую землю перед дверью.
- Пусть входят, пусть будет для них мое заведение надежным убежищем, пусть
не устанут они пить в одиночку или с друзьями, пока не оставят здесь, у