"Мигель Анхель Астуриас. Юный Владетель сокровищ " - читать интересную книгу автора

улыбнулся, подумав, что галерейка сочтет это землетрясением.
Страшась ударов, по кровле с краю на край побежали мыши, пауки, полчища
тараканов самого разного размера, а уголком глаза он увидел и змейку.
Как так? Столько живых существ обитало в галерейке, когда он думал,
будто обитает тут один?
Мнимое землетрясение растормошило целые семьи мышей, пауков, тараканов.
Сколько глаз, нет, еще и капель, сверкающих капель разумной, живой воды! Как
шевелится мгла! Не только он один двигался по галерейке. Разматывалась
рывками тугая паутина, метались туда и сюда глупые тараканы, тихо убегали
мыши. А он-то полагал, что один сидит тут и правит всем!
Тараканы, приостановившись, шевелили крылышками, стряхивая страх.
Кипарисного цвета паук бежал бочком, как рука, отмерявшая четверти. А вот и
мышиная мордочка. Вот скорпион...
Мальчик мгновенно вскочил и наступил на него ногой. Скорпион дернулся,
словно живая пружина. Собственно, все эти твари не с галерейки, а из-за
стены, оттуда, где бочонки с пеплом, сбруя и упряжь. Седла и уздечки,
подобные японским мостикам, сохраняли в своих очертаниях легкий, прыткий
бег. Одна упряжь - словно река, трусящая рысью, другая - словно река,
текущая медленно, шагом.
Он стоял недвижно, жадный пожиратель тростника, творец небольших
землетрясений, властелин галерейки, населенной, точно дом, множеством
невидимых тварей, хозяин клада, утонувших в пепле монет. Тараканы, пауки,
мыши возвращались в сумрачный мир того, что не видно, в обитель тьмы,
плесени, пыли от изъеденных бревен. Создания, чьи слюна и кожа окрашены
мраком; сороконожка, желтая, как жухлый лист: призрачные сверчки с
выпученными глазами; слепые черви; ящерки. Ничего не случилось, просто он
постучал по дереву. Нет, он еще и раздавил ногой панцирь скорпиона!

III

В неверном свете луны и восходящего солнца, среди людей, похожих на
корни манговых деревьев - тощих, желтых, в коросте лохмотьев, в широкополых
пальмовых шляпах, - он глядел сквозь сети, развешанные в большом патио.
Светало. Люди готовили снасти, чтобы ловить рыбу в пруду, который отсюда,
сверху, казался большой лужей грязной воды. Так его и называли, Нищенской
лужей.
Спросонок ему нездоровилось, и он ни на чем не мог остановиться
взглядом. Пели петухи, а он дрожал и мерз, ему ничего не хотелось, ибо тело
его еще спало, ленилось, нежилось, зевало.
Люди кончали чинить сети собственной голодной слюною, клейкой, как сон.
Они держали их зуба ми, а руки, пальцы завязывали тут и там кончики
развязавшихся ниток, распавшихся цепочек.
Собаки поджидали, зная наперед о рыбной ловле по оживлению хозяев и
унюхав красными, холодными, мокрыми ноздрями плетеные корзины с лепешками и
вяленым мясом, тыквы со свежей водой и горячим кофе; все ворохом, под
попоной, под защитой мачете и кремневых ружей, на куче соломы, пропахшей
сухим навозом.
И вот все исчезли. Ушли и собаки и люди. Потом, за ними, - луна.
Остался лишь отблеск, подобный яичной пленке. Уже светило солнце, в доме
сновали женщины.