"Мигель Анхель Астуриас. Юный Владетель сокровищ " - читать интересную книгу автора

запах дегтя, пороха, смолы и соленых морских волн.
Он стоял в галерейке. Все было выдумкой. Сном. Бабушкиной сказкой. Он
стоял в своей галерейке, сосал тростник, с уголков рта усами стекал мед,
летали мухи.
Медленный взмах руки...

II

Мед обволок его нежным теплом, словно сладкий плод или ангел, словно
звук тростниковой флейты. Нет, звуки - это сок. Надо будет взять флейту,
поиграть на ней здесь, будто ты сосешь стебель и сок обращается в звуки.
Пальцы, паучьи лапки, станут быстро открывать-закрывать дырочки, то выпуская
звук, то преграждая ему дорогу. Снова мед. Снова радость. В галерейке никого
не будет. Флейту услышат в темноте вдали, и сам он окажется далеко, совсем
далеко, без мух, без усов из меда.
Маленький пришелец мало знал о галерейке. Да можно ли много знать о
печальном сочетании дерева, камня, металла, съеденных временем и ливнями?
Стена, подпорки, пол из квадратных кирпичей, однобокий навес, черепица на
черном тростнике, туго прикрученном пыльными лианами к грубым стволам балок.
Да, знал он немного, но вечно ждал чего-то необъяснимого. Он провел ладонью
по стене. Обхватил подпорку, сел на самый край пола, свесив ноги в чашу.
Сколько он просидел?
Стряхивая песок со штанов, он встал и ушел не обернувшись.
Часть галерейки. Стена. Крыша. Подпорки. Чаша. Часть галерейки, где
даже нельзя равнодушно пожать плечами. Он удалялся, насвистывая. Мальчики,
выросшие в деревне, свистят, как птицы. Но ребенку из приличной семьи нельзя
ни свистеть, ни обдирать зубами тростник, а уж тем паче - причмокивать,
когда сосешь, и выплевывать завязшие в зубах волокна.
И все же он не ушел. Зеленый слепень осушал последнюю малость звука, а
значит, если он уйдет, галерейка будет совсем недвижной и тихой. Он не ушел.
Он остался, чтобы следить, осторожно подглядывать- в профиль, одним
глазом, - что творит галерейка, когда его нет. На обшарпанной грязной стене,
у основания подпорок, в переплете лиан, привязавших к балкам тростник на
крыше, в царапинах солнца меж плохо лежащих черепиц не творилось ничего.
Ему стало приятно, что - с ним ли, без него ли - галерейка его
слушается. Он вылез из укрытия и. трогая все поочередно, громко называл по
имени, чтобы прочнее завладеть тем, что и так считал своим. Звук
собственного голоса придал ему еще больше храбрости. Называя стену стеной,
кирпич - кирпичом, он окружал себя чем-то очень важным, самым главным.
Он пытался говорить один, беседовать с глухими, немыми, бесчувственными
вещами. Какую власть дает слово!
Мухи, взмахи руки, слова, часть галерейки - всегда те же, без перемен,
без изменений.
Сломайся одна подпорка - и кровля упадет жалким куриным крылом, стены
выплюнут побелку цвета яичной скорлупы. Сломайся хоть одна из подпор - и дом
разлетится или осядет, круша балки.
Он остановился, чтобы посмотреть, как это будет. Галерейка уже не была
ему другом, он глядел на нее с каменной суровостью. Сжав кулак, он ударил по
ближней подпорке. Шорох и шелест пронеслись над его головой. Он ударил
снова, сильнее. С каждым разом крыша дрожала все больше. Он лукаво