"Мигель Анхель Астуриас. Юный Владетель сокровищ " - читать интересную книгу автора

Укротитель стоял на коленях под сетью, в которой висела Ана. Из
накладного карманчика, у сердца, торчала сигара.
- Негья попьесит... дай покуйить...- И негр так любовно взглянул на
карман, что Укротитель поднял было руку, чтобы дать ему сигару (все же
милосердие велит не лишать узников курева), но только пальцы его коснулись
тугой трубочки из листьев, он услыхал, что негр тихонько хихикает, и,
одумавшись, легонько хлестнул его по боку.
- Мерзавец ты, мерзавец! Теперь мое дело - табак. Разве Ана поверит
мне? Ведь ты не поверил, что я прижимаю руку к сердцу, а не к табачку!..
И он хлестнул негра по носу, прямо между глаз, окруженных ячейками
сети, словно оправой очков.
- Негью не бей! Дай сигаю, негья повейит, что сейце...
- Говоря строго...- начал Укротитель, не поднимаясь с колен, но Писпис
его перебил:
- Не надо стьего! Надо хоешо, пусти негью!
Острой струею воды, колючей проволокой ожгли черную щеку Удары бича.
Лев, золотая тень, метался за решеткой, туда-сюда, туда-сюда.
Крики едва срывались с пересохших губ Аны Табарини:
- На-лир!.. На-дир!..
- Так тебя пеетак! - взвыл Писпис, тщетно пытаясь коснуться щеки, на
которой от огненных ударов вспухали шишечки боли. Наконец ему удалось
высвободить руки из сети, не дававшей двинуться, и он заорал:
- Тьенешь - убью!
И заплакал. Негры легко смеются и легко плачут, легче некуда.
- Погоди, вылезу- кости живой не оставлю!
Укротитель стоял на одном колене перед сетью, в которой, едва дыша,
теряя сознание и нелепой позе, висела донья Ана. Он понимал, что смешон, и
вскочил бы, точно пружина подбросила, если бы вовремя не вспомнил: тогда он
утратит надежду на ответную любовь. Гордо выпрямиться, подняться - и
остаться навек одному... Нет, нет и нет! Лучше смиренно преклонять колено,
опустив светловолосую голову, - немного поодаль, чтобы плевок не долетел...
Да что там, пускай плюет, зато унижение сродни упованию.
- Почему я не сказал твоему отцу? Почему не поговорил с ним о моей
любви? Потому что он был злой, каких мало. Глазами бы сожрал, в лицо бы
плюнул...
- Вот и говоил бы, и говоил бы, он тебя сожьял и не выплюнул! - хлестал
его негр бичами слов, зная, что скоро освободится, ибо под острыми зубами -
понемногу, постепенно - стали рваться решетки сетчатой тюрьмы. Теперь он
старался не рухнуть вниз, и горечь неволи сменилась заботой о том, чтобы
крепко держать обрывки нитей.
- На-а-а-а!.. На-а-а-а!..
Немного подальше беспокойно и шумно метался по клетке лев, слыша
приглушенный крик Аны Табарини и сокрушаясь, что оба они в неволе. От
предков он унаследовал лишь гриву, подобную той, что когда-то украшала
дарохранительницу.
- О, дивная сирена, снизойди к моим страданиям! - молил Укротитель. -
Тогда Надир ляжет к твоим ногам и, верхом на льве, ты объявишь о нашей
свадьбе!
Ана Табарини открыла глаза, шире, еще шире, чтобы получше разглядеть
Укротителя, коленопреклоненного, как на картине, поправила волосы (легко ли