"Мигель Анхель Астуриас. Юный Владетель сокровищ " - читать интересную книгу автора

Хозяин терпеть не могэтихобжор, мерзавцев, бездельников, и от злости
зуб заболел так сильно, что ему не удалось скрыть свои чувства и заметить,
что. как это ни опасно, стоит он прямо у факела. Куда там... Он и подумать
не успел, что это уже не опасность, а страшная, жуткая правда - изо рта у
него рвется пламя, лижет лицо.
Что же случилось? На него свал идея тряпичный огненный ком. Хозяин
хотел уклониться от пылающего шара, но было поздно, слишком поздно. Рот
горел, словно золотая челюсть превратилась в бушующий костер. Несчастный
кинулся за кулисы, не слыша аплодисментов - зрители решил и. что этот
эффектны и номер открывает программу.
Весь в огне, он перебирал пальцами, как музыкант, игравший на
корнет-а-пистоне, или ангел Страшного суда, извлекающий из своей трубы
зубастые звуки, которые укусят мертвых, чтобы те проснулись, оделись,
принарядились и явились на свет божий.
Тогда, в долине Иосафага. хозяин труппы снова обретет лицо, губы, усы,
брови.
Владетель сокровищ встал, чтобы похлопать, как все, но тут же ОПУСТИЛ
руки. Рядом с ним упал хозяин - без усов и без губ, скалясь, словно череп.
Золотые зубы, побагровевшие от жара и почерневшие от копоти, как бы
осклабились пламенем; клоуны прыгали на распростертом теле, пытаясь потушить
огонь; зрители хлопали изо всех сил, восторгаясь пантомимой.
Акробатка в розовом трико растерялась и успеха ради полетела с трапеции
на трапецию, все выше и выше, как душа злосчастного хозяина, у которого
сгорело все лицо, даже веки, и совсем обнажился безгубый золотой оскал.
Вернувшись на землю, акробатка вынула платочек из-за расшитого
блестками пояса и обтерла лицо и руки, покрывшиеся смертным потом, который
липнет к тебе глухой пчелою, когда делаешь тройное сальто-мортале.
Так представление и кончилось.
За клетками, где, зычно рыча и тяжко ступая, расхаживали звери,
перенявшие волнение укротителя, умирал в муках хозяин - без глиняной трубки,
без усов, а из-под рваной рубахи, на черно-багровой груди, виднелся пепел
сгоревшей рыжей шерсти.
Кто стоя, кто сидя, кто неподвижно, кто - меняя позу в свете
керосиновой лампы, затухающей стеклянным зевком, семья циркачей (обезьяны,
люди, кони, псы, словом - все, кроме цыган и зверюг) смотрела, как медленно
умирает злосчастный Антельмо Табарини.
Оркестр молчал. Музыканты ощущали хоть какую-то, да вину. Беда
стряслась, когда они проходили, играя марш-пасодобль. Рябой плосконосый
музыкант, корнет-а-пистон, чесался, ловил блох, словно читал мелкую нотную
запись. Большим и указательным пальцами он хватал самых крупных, кровавых -
то были целые ноты, - но не гнушался восьмушками и шестнадцатыми, скакавшими
кто где. без нотных линеек.
А зрители - подумать только! - все хлопали, полагая, что это ч есть
означенный в программе номер: "Пожиратель огня". Тот же- кто должен был и
впрямь глотать пламя, бесстрастно взирал на муки дона Антельмо, ковыряя
спичкой в зубах.
Владетель сокровищ остался с труппой до конца. Дочка дона Антельмо
попросила разрешения приклеить отцу искусственные усы, чтобы похоронить его
усатым, как он был при жизни. Губы сгорели, пришлось клеить к зубам.
Безбородые белые слуги с черными косами собирались имеете, все же не