"Мигель Анхель Астуриас. Юный Владетель сокровищ " - читать интересную книгу автора

старинный драгоценный камень, светящийся в темноте и темнеющий на свету.
Днем - гагат, ночью - алмаз. Сокровище Владетелей. Рукою в черной замшевой
перчатке он провел по черному камзолу, украшенному одними лишь черными
пуговицами, увидел черные башмаки и вспомнил, что, прежде чем он вышел
излома, слуга дал ему широкополую черную шляпу.
Поделиться мыслями было не с кем, и он сказал себе, словно бы другому:
- В этом доме нет смерти. Я никогда не слыхал, чтобы умер кто-нибудь из
моих родичей. Здесь не знают ни последних болезней, ни несчастных случаев,
ни ран, ни агоний, ни завещаний, ни похорон, ни траура. Все исчезали
куда-то. Предки мои исчезали. Никто и не ведал, когда они уйдут насовсем.
Они никого не предупреждали, никак не готовились. Конь да шпага - и все, в
путь.
Он говорил и говорил, как говорят рыбаки после скудной ловли.
- Высохла бы Нищенская лужа, открылась бы огромная яма, прямо котел, а
на дне - могилы, кладбище без крестов... Костяки отмытые, чистые,
руки-ноги - такие, будто они плывут, волосы - зеленые, ребра облеплены
тиной... Помнится, одна сеть вытянула костяк. Когда поднимали в лодку,
думали - рыбина, что-то на него налипло клейкое, вроде чешуи. Рыбак чуть не
умер со страху. Выпустил сеть, а в ней-то костяк, да и вся рыба - хорошо
хоть в лодку не втащили - и давай Бог весла, уплыл, не оглянулся.
Юный Владетель выпрямил руку, которой, опершись о колено, поддерживал
подбородок, а с ним - и голову, а с нею - и мысли...
Ах, если бы только и дела, что сгинувшие предки да кладбище в Нищенской
луже, вода, отдающая землей и камнем, старик, который умер в его объятиях и
потом куда-то делся, слуги в белых штанах и белых рубахах, безбородые
призраки в балахонах, с черными косами! Если бы только это, но теперь тут
еще и клоуны, акробаты (не надо, нельзя бы разрешать!), все эти циркачи -
раскинули свой шатер, бродят по лесу, ищут съедобные коренья. Сосешь
клубенек, смакуешь, и хорошо, приятно, словно в тебя медленно, сладостно
перетекает жизнь, которая прежде перешла из земли в растение. Есть корни,
сохранившие вкус дождя и песчаника. По этому лесу бродил и он, держа
Ильдефонсу за руку, похожую на пальчатый корень: они подходили к деревьям -
к одному, к другому, ко многим, глядели на красивые плоды. Сахаром
рассыпались птичьи трели, и птицы улетали, испугавшись шагов безумной. Он
плохо помнил ее. В памяти его жила другая Ильдефонса. Та, настоящая, ушла,
тоже делась куда-то. А он вспоминал такую, как утопленники из Лужи, которые
выходят по ночам, купаются и свете луны, желтой, словно плод нанес.
Кто-то шел к галерейке. Он спрятался, пока не заметили. Сердце прыгало
под сорочкой. Появился Сурило. Короткие ноги раскорякой, длинные руки,
острый затылок, выдвинутый подбородок, уши вроде рогов. Горбатый рыбак
держал пращу из питы, в праще был камень. Остановившись на галерейке, он
поглядел, где циркачи - голоса их слышались отовсюду, - подождал, прикинул,
грозно раскрутил пращу над головой, еще раскрутил, еще и сколько было сил
метнул камень. Вот это ловко! Сурило притопывал и смеялся, зубы его едва
виднелись в сплошной сетке морщин.

X

Безбородые слуги с косами, призраки в белом пепле; комнаты большого
дома, освещенные днем и ночью, распахнутые двери и окна; рыбаки, промерзшие