"Мигель Анхель Астуриас. Юный Владетель сокровищ " - читать интересную книгу автора

На его галерейке, здесь... Паутина сверкала сокровищами первых ливней,
неразрывно связанных с ярким блеском. Трудно ее разглядеть и на самых видных
местах, пока не повиснут на ней почти невесомые капли зимних дождей. Ничего
не видно, а выглянет солнце - и засверкают алмазы. Это питало его надежду,
он ожидал, что отыщет щель, заглянет туда, где сейчас непроницаемая стена,
старая известка, ветхое дерево подпорок.
Владетель сокровищ исчез, уйдя в глубь предметов, чтобы обитать в
небывалой свободе темных недр вещества. Он жил по-прежнему здесь, молился
Разбойнику, бил пиратов. Недоставало щелки, чтобы застать его врасплох среди
слепых червей, пролагавших ходы сквозь дерево или в камнях стены, точимой
зимней водою, или в бочонке, в пепле, среди монет, или в комнатах большого
дома, изъеденного дождевыми каплями, под землей, в могилах без мертвых, или
в Нищенской луже...
Щелку бы только! Щелку!..

VII

Ливень застигает врасплох, даже если падать ему с обугленного неба,
лить на безлюдные дома, на деревья, на животных. Галерейка противилась ливню
черепичною крышей, взъерошившейся под дождем. словно мокрая курица Там и
укрылся он - взбудораженный, веселый. - после того, как ливень застал его
посередине патио и обратил в бегство. Руки он засунул в карманы брюк,
воротник поднял, шляпу надвинул на уши, а башмаки успели разбухнуть, словно
холодные клецки.
Капитан Бульон потерпел кораблекрушение. Древесные кроны, зеленые шары
на привязи, и тучи, сорвавшиеся с привязи шары, плавали в светящейся мгле
дождя, по небу, озарявшемуся молнией, а зубная боль пронзала нервы, идущие
сквозь плоть, и ударяла в измученный, мигающий, едва не лопнувший глаз.
Он прижался спиной к твердой, холодной стене, поплотнее приник к
неживому, чтобы утишить боль. Дождь сек его искоса, сбоку. Галерейка едва
держалась на трех подпорах и угрожала сложиться, словно зонтик, а капитан
Бульон стоял, вжавшись в стену, страдал, боялся, боль дергалась, будто
лягушачья лапка, при каждой вспышке молнии, нему нестерпимо хотелось туда, в
большой дом, где, заперев окна, чтобы спасти ковры, гардины, мебель, его,
наверное, уж хватились призраки-слуги, индейцы с черными косами.
От мелькания дождевых струй веки у него слипались. Боль притихала за
щекою. Он не спал, но, глядя на дождь, с трудом открывал глаза. Чтобы совсем
проснуться, он вынул из карманов захолодевшие руки и потер лицо, осторожно,
не слишком сильно, а то еще и боль разбудишь.
И тут он не удержался. Спрыгнул с борта в море, перемахнул через лужу
и - по отмытым камням, по вязкой грязи, мимо сваленных изгородей, брошенных
овец, покинутых волов, вымокших мулов - добрался туда, где спал, не закрывая
глаз, давешний старик. Разглядел он его, когда обхватил руками, вместе с
посохом, чтобы поднять с земли и понести, нет - поволочь куда-нибудь. Старик
ничего не весил. Кожа да кости, волосы да одежда. Куда же его тащить? На
галерейку. Туда, в свое царство, где можно укрыть всех, переживших бурю. Он
ступал прямо по грязи, стараясь не упасть, и останавливался, когда заросли
дождя смыкались передним. Ветер разбивал стеклянную стену ливня, прокладывал
ему Дорогу. Он добрел до галерейки. Старик все спал. Открытые глаза глядели
куда-то - наверное, он видел сны. Из большого дома вышли гуськом слуги -