"Виктор Авдеев. Моя одиссея (рассказы) " - читать интересную книгу автора

Так мы добрались до Острогожска - уездного городишки Воронежской
губернии. Оба мы устали, продрогли, очень хотели есть. Лил дождь, давно
стемнело; обыватели плотно загородились от всего мира ставнями, и мы
напрасно клянчили под окнами "хоть корочку". Глухой ночью я выбрал на базаре
ветхий рундук и решил его сломать. Пахомку поставил "на стрему". От
волнения, страха меня словно лихорадило, руки срывались, звук отдираемых
досок заставлял нас обоих вздрагивать, испуганно замирать. Шуршал дождь,
домишки вокруг стояли мокрые, черные и лишь где-то в подворотне одиноко
подвывал пес. Я в кровь изодрал пальцы, кое-как сделал в рундуке дыру и уже
собрался лезть, когда неожиданный удар по голове свалил меня прямо в лужу.
Мы с Пахомкой еще не успели толком разобраться в том, что произошло, как оба
очутились в крепких руках мордатого, тяжело дышащего человека в брезентовике
с капюшоном, который тут же куда-то поволок нас с базара.
- Вздумайте только убечь, - пообещал он. - Придушу на месте.
Где уж тут бежать, когда в голове у меня гудело, перед глазами мотались
красные, зеленые кольца, а рундуки, домишки то падали на землю, то
корячились в небо. Обоих нас ловили впервые, и мы так перепугались, что,
насколько могли, облегчали усилия мордатого в брезентовике и даже старались
угадать, в какой переулок надо сворачивать.
Привел он нас, конечно, в уездное отделение милиции. Здесь было тепло,
на столе горела восьмилинейная лампа с надбитым, закопченным стеклом, пахло
махоркой, керосином. За кафельной печкой шуршали тараканы, любопытно
высовывали усики. На подоконнике, в развернувшейся газете, лежала жирная,
наполовину съеденная селедка, краюха ржаного хлеба, обломанная руками, со
следами вмятин от пальцев. У стены под громоздким деревянным телефонным
аппаратом дремал ночной дежурный в форменной фуражке; при нашем входе он
открыл глаза.
- Ограбляли рундук на базаре, - самодовольно сказал мордатый
милиционеру. - Я это зашел проведать свою мануфактурную торговлишку, вдруг
слышу - в ларьке поблизу доски трещат. "Ага, думаю, - крысы... рукатые". Я -
туда. Не поглядел, что их двое, а у меня и костыля доброго нету - прихлопнул
голубчиков. Воришки-то, правда, мелковатые, да кто знает, может, за ними
шайка какая скрывается. Проверь-ка, товарищ Мухляков, чем дышат.
Мы стояли еле живые от страха и совсем старались не дышать. Приведший
нас торговец откинул с головы капюшон, стряхнул дождевые капли с
брезентовика. Он был совсем не старый, с крутыми черными бровями, только его
румяное, раздавшееся лицо ничего не выражало, кроме сытости, жадного
любопытства.
- Документы! - приказал нам дежурный, зевнув во всю пасть и почесывая
свою спину о косяк двери. - Нету? Так и знал. А ну, выворачивайте карманы.
Первым обыскивали Пахомку. Он вдруг громко заревел, размазывая по
грязным щекам обильные слезы, в голос запричитал, что "больше не будет" и
стал проситься домой, в деревню.
- Нюни распустил! - лениво прикрикнул на него дежурный и шмыгнул
крупным лилово-багряным носом. - Лучше добровольно выкладывай отмычки. Что
это у тебя в полу зашито? - вдруг насторожился он. - Огнестрельное оружье
имеется?
Безжалостно вспоров подкладку Пахомкиного армячка, он извлек оттуда
завернутую тряпицу.
- Улика! - воскликнул мордастый торговец и тоже наклонился над