"Виктор Авдеев. Моя одиссея (рассказы) " - читать интересную книгу автора

из-за парты, сделал передо мною реверанс и, давясь хохотом, выкрикнул:
- Пардон, мадемуазель! Могу ли пригласить вас на падекатр?
После этого в классе поднялось совсем что-то невообразимое. Напрасно
преподавательница старалась навести порядок, стучала карандашом по столу. Я
удивленно озирался по сторонам, не понимая, почему все словно взбесились.
Володька Сосна показал белоглазому гимназисту кулак.
- Видал, Ложка? На перемене сперва со мной потанцуешь.
- Сос-но-овский! - укоризненно, в нос протянула француженка.
- А пускай этот офицерский сынок не нарывается,- запальчиво ответил ей
Володька. - Мой товарищ Витя Авдеев не отвечает потому, что весной заболел
всеми тифами сразу... А если он сирота, интернатский, то не может учиться в
пятом классе гимназии? В другом городе он кончил четыре, только язык
проходил немецкий. Ясно? Запишите его к нам в журнал.
- Что за тон, Сосновский? - вспыхнула преподавательница, и на щеках под
ее глазами проступили красные пятна. - Одному вы подсказываете, другому
грозите кулаком... Не поздоровались, когда я вошла. Хотите, чтобы директрисе
пожаловалась? Смотрите! Не то я вас попрошу оставить класс!
- Это вам не царская гимназия, а советская трудовая школа, - упрямо, с
вызовом заговорил Володька. - Выгонять учителя не имеют права. Может, еще в
карцер посадите? Так это уже музейное прошлое. Кроме мадам Петровой, у нас
есть еще школьный исполком. - Он вдруг достал из парты свою синюю
капитанскую фуражку с золотым басоном и лаковым козырьком, насунул на лоб. -
А выйти я и сам могу. Лучше в айданы играть, чем слушать этот буржуйский
язык.
Учительница нервно закусила полную нижнюю губу. Неожиданно глаза ее
лукаво сощурились, и она рассмеялась:
- На этом буржуйском языке, между прочим, разговаривали первые в мире
коммунары. Вся Россия сейчас поет "Интернационал", но известно ли вам, что
его написал француз Эжен Потье? Вы, Сосновский, просто взбалмошный
мальчик... с очень дурными манерами.
На перемене, когда все вышли во двор, я почувствовал полное отчуждение
мундирных гимназистов. И пусть! Я решил больше не возвращаться в этот класс:
ну его к черту, лучше сяду в третий. Тут ко мне подошел Володька Сосна,
веселый, с полной пригоршней выигранных айданов. Он решительно взял меня за
руку, растолкал толпу пятиклассников, среди которых стоял Логинов, упитанный
белобрысый гимназист, кривлявшийся передо мной в классе.
- Вот он, - указал на него Володька. - Стукайтесь. А ну, пацаны, раздай
круг! Не дрефь, Витька, волохай его, а если на тебя кто налетит сзади, я
заступлюсь. С тобой мы против всего класса выстоим.
Я уже видел, как Володька один выстоял против класса; насчет же себя
сильно сомневался. Несчастье мое заключалось в том, что я был маловат ростом
и еще не совсем оправился от болезни. Поэтому в стычках - а их не мог
избежать ни один воспитанник, как бы смирён ни был, - чаще попадало мне,
отчего я и не любил драться. Логинов был выше меня на целую голову, толще,
но ничего другого делать не оставалось, иначе прослывешь трусом, а тогда
всякий безнаказанно станет давать зуботычины. "Хоть бы не очень морду
набил", - без всякой надежды подумал я, вышел в круг и неуверенно подсучил
рукава. Надо было как-то заводить ссору: месяц, проведенный в интернате,
обогатил мой жизненный опыт.
- Задаешься? - сказал я, стараясь, однако, держаться подальше от своего