"Протопоп Аввакум. Житие протопопа Аввaкума, им самим написанное " - читать интересную книгу автора

оне ево дровами бросают, - и поволокся прочь. Я дома плачю, а делать не
ведаю что. Приступить ко двору не смею: больно сердит на меня. Тайно послал
к ним воды святыя, велел их умыть и напоить, и им, бедным, легче стало.
Прибрели сами ко мне тайно, и я помазал их во имя Христово маслом, так
опять, дал бог, стали здоровы и опять домой пошли да по ночам ко мне
прибегали тайно молитца богу. Изрядные детки стали, играть перестали и
правильца держатца стали. На Москве с бояронею в Вознесенском монастыре
вселились. Слава о них богу!
Таже с Нерчи реки паки назад возвратилися к Русе. Пять недель по льду
голому ехали на нартах.[58] Мне под робят и под рухлишко дал две клячки, а
сам и протопопица брели пеши, убивающеся о лед. Страна варварская, иноземцы
немирные; отстать от лошадей не смеем, а за лошедьми итти не поспеем,
голодные и томные люди. Протопопица бедная бредет-бредет, да и повалится, -
кользко гораздо! В ыную пору, бредучи, повалилась, а иной томной же человек
на нее набрел, тут же и повалился; оба кричат, а встать не могут. Мужик
кричит: "матушка-государыня, прости!" А протопопица кричит: "что ты, батько,
меня задавил?" Я пришел, - на меня, бедная, пеняет, говоря: "долго ли муки
сея, протопоп, будет?" И я говорю: "Марковна, до самыя смерти!" Она же,
вздохня, отвещала: "добро, Петровичь, ино еще побредем".
Курочка у нас черненька была; по два яичка на день приносила робяти на
пищу, божиим повелением нужде нашей помогая; бог так строил. На нарте
везучи, в то время удавили по грехом. И нынеча мне жаль курочки той, как на
разум приидет. Ни курочка, ни што чюдо была: во весь год по два яичка на
день давала; сто рублев при ней плюново дело, железо! А та птичка
одушевленна, божие творение, нас кормила, а сама с нами кашку сосновую из
котла тут же клевала, или и рыбки прилучится, и рыбку клевала; а нам против
того по два яичка на день давала. Слава богу, вся строившему благая! А не
просто нам она и досталася. У боярони куры все переслепли и мереть стали;
так она, собравше в короб, ко мне их принесла, чтоб-де батько пожаловал -
помолился о курах. И я-су подумал: кормилица то есть наша, детки у нея,
надобно ей курки. Молебен пел, воду святил, куров кропил и кадил; потом в
лес сбродил, корыто им сделал, из чево есть, и водою покропил, да к ней все
и отослал. Куры божиим мановением исцелели и исправилися по вере ея. От
тово-то племяни и наша курочка была. Да полно тово говорить! У Христа не
сегодня так повелось. Еще Козма и Дамиян человеком и скотом благодействовали
и целили о Христе. Богу вся надобно: и скотинка и птичка во славу его,
пречистаго владыки, еще же и человека ради.
Таже приволоклись паки на Иргень озеро. Бояроня пожаловала, - принесла
сковородку пшеницы, и мы кутьи наелись. Кормилица моя была Евдокея
Кирилловна, а и с нею дьявол ссорил, сице: сын у нея был Симеон, - там
родился, я молитву давал и крестил, на всяк день присылала ко мне на
благословение, и я, крестом благословя и водою покропя, поцеловав ево, и
паки отпущу; дитя наше здраво и хорошо. Не прилучилося меня дома; занемог
младенец. Смалодушничав, она, осердясь на меня, послала робенка к
шептуну-мужику. Я, сведав, осердился ж на нея, и меж нами пря велика стала
быть. Младенец пущи занемог; рука правая и нога засохли, что батожки. В
зазор пришла; не ведает, что делать, а бог пущи угнетает. Робеночек на
кончину пришел. Пестуны, ко мне приходя, плачют; а я говорю: "коли баба
лиха, живи себе же одна!" А ожидаю покаяния ея. Вижу, что ожесточил диявол
сердце ея; припал ко владыке, чтоб образумил ея. Господь же, премилостивый