"Франсиско Аяла. Из жизни обезьян ("История макак" #1)" - читать интересную книгу автора

очевидно, с моей стороны было бы вероломно увезти с собой одну маленькую
тайну и не поделиться ею с такими замечательными друзьями. Возможно, это
сущая безделица и даже едва ли может называться тайной, но она касается
наших с вами отношений, и, раскрыв ее, я, возможно, облегчу совесть здесь
присутствующих, себе же позволю насладиться ничем не приукрашенной правдой".
Роберт снова сделал паузу и спокойно затянулся сигарой. Мы боялись
шелохнуться; снаружи, из-за спин слуг, которые почтительно отступили в тень
колонн и оттуда следили за происходящим, доносилось неумолкающее кваканье
лягушек да время от времени раздавался оглушительный обезьяний вопль.
Управляющий перевозками продолжил речь, голос его окреп, и в нем
зазвучали нотки горького удовлетворения: "Позвольте мне, дорогие друзья,
вспомнить мой первый приезд в колонию. Роковые события вынудили меня
отправиться в изгнание, где я надеялся прийти в себя после жестоких
разочарований и - к чему скрывать! - поправить материальное положение. В
самом деле, почему бы не сказать об этом открыто, ведь мы свои люди. В моем
положении не было ничего стыдного или противоестественного. Все мы, не
исключая самого господина губернатора, чье высокое служение общественным
интересам трудно переоценить, - тут Роберт обратил на губернатора смелый,
вызывающий взгляд, принятый, впрочем, вполне благосклонно, - повторяю, все
мы и даже его превосходительство терпим изгнание, лихорадку, тропические
ливни, полчища аборигенов, палящее солнце, муху цеце - словом, то, что
составляет предмет наших постоянных жалоб и наносит непоправимый ущерб
здоровью, ущерб, на который мы стараемся даже не жаловаться, чтобы лишний
раз о нем не думать. Мы стойко выдерживаем всевозможные испытания; а почему?
Да потому, что, на первый взгляд, здесь недурно платят. Но, увы, это
досадное заблуждение. Ибо разве можно назначить достойную цену загубленной
жизни? И если мы так небрежно обращаемся с нею, то лишь потому, что в
глубине души не слишком высоко ее ценим и считаем сделку вполне выгодной, а
плату - щедрой... Лучше уж так, все довольны... Но, господа, прошу прощения,
я отвлекся. Итак, по приезде у меня сразу появилось чувство солидарности с
вами. В какой-то степени все мы здесь изгнанники, тоскующие о тех радостях,
чрезмерная любовь к которым ввергла нас в эту трясину, где мы погрязли
телом, душою витая в иных краях. И тогда я подумал, сколько счастливых минут
могло бы принести вам общество Розы. Разумеется, эта страна не для наших
жен, но Розе - и вы прекрасно это знаете - не присуще ни малодушие, ни
уныние, ни капризы. С улыбкой на устах она готова принести любую жертву, и
ничто не может смутить ее... Так вот, в следующий приезд решено было взять
жену с собой. Я вернулся, предложил ей свой план, она согласилась; и вот
теперь, когда настало время возвращаться на родину, я ни капли не
раскаиваюсь в нашем совместном решении. Вы же со своей стороны, не таясь,
горько сетуете, что столь очаровательное существо покидает вас навсегда.
Прекрасно понимаю вас, уважаемые друзья, прекрасно понимаю. Не думайте,
будто мне неизвестно, чем была она для всех на протяжении целого года. Мысль
о том, что я мог этого не знать, мне кажется смешной, так же как вам -
забавной или, возможно, постыдной. Но нет, от меня ничто не укрылось, и
здесь я не вижу причин для недовольства. Мне прекрасно известно, какого рода
услуги оказывала Роза каждому из вас, а также известно, с какой щедростью
каждый из вас эти услуги оплачивал. Да и разве я мог пребывать в неведении,
если сама Роза полностью доверяет мне как свои материальные дела, так и
духовные устремления. Думаю, мне потребуется известная доля сдержанности,