"Франсиско Аяла. Из жизни обезьян ("История макак" #1)" - читать интересную книгу автора

колонии - могу думать о Розе без раздражения и вспомнить ее добрым словом.

IV

Только тот, кто сам знает или может себе представить, как пуста жизнь
здесь, как изнуряюще действует тяжелая душная атмосфера на людей, которые и
прибыли-то в Африку не в лучшем состоянии, сгибаясь под грузом пережитого,
поймет, в какой глубокий маразм ввергло нас исчезновение человека, чье
присутствие целый год придавало интерес нашему пресному существованию. На
протяжении года интерес этот возрастал и достиг апогея на знаменитом
банкете. Но миновал банкет, бомба взорвалась, и - ничего. На следующий день
ровно ничего, тишина. Многие не могли такого вынести и пустились во все
тяжкие. Что верно, то верно: несчастная парочка испарилась и лишила нас
покоя, уверенности, равновесия и денег. Тогда многие, некогда осыпавшие Розу
подарками, теперь принялись осыпать ее проклятиями, а также ломать себе
голову, пытаясь определить местонахождение беглецов. Но пустые предположения
мало что дают, а оскорбления, пусть даже самые обидные, быстро теряют силу,
если падают в пустоту. Вот почему в один прекрасный день, когда тема
совершенно приелась, Абарка весьма своеобразным образом прекратил пересуды,
повторив тот самый памятный жест, который некогда получил в ответ на пьяную
дерзость. "Хватит с нее! - воскликнул он, в гневе воздев правую руку. -
Займемся чем-нибудь другим". Эти слова стали своего рода лозунгом. За
исключением редких случайных упоминаний, никто больше не возвращался к
случившемуся.
Но нет никакого сомнения: подобно больным, которые неожиданно забывают
одну манию ради того, чтобы увлечься совершенно иной, но являющейся, однако,
проявлением все той же болезни, мы нагромоздили массу глупостей - это дали
обильные всходы зерна смятения, посеянные в колонии.
Наш знаменитый Руис Абарка стал инициатором самого знаменитого из всех
фарсов и представлений, разыгранных тогда. В самом деле Абарка весьма
необычный тип; готов признать это, хотя с трудом его перевариваю. Подобные
дикари страшно меня раздражают. У него вечная потребность развивать бурную
деятельность, и выходки его изяществом не отличаются. На этот раз речь зашла
о вещах совсем уж отвратительных. Здесь бытует поверье, происхождение
которого мне неизвестно, будто для некоторых празднеств, примерно
совпадающих с нашим рождеством, аборигены убивают и жарят обезьяну, а затем
торжественно и с большим удовольствием ее поедают. Знатоки утверждают, что
это якобы остатки антропофагии и что раньше, до основания колонии,
несчастные негры пожирали человеческое мясо. Теперь им приходится
довольствоваться чисто символическими трапезами, на которых, по правде
сказать, никто из белых не бывал; однако разговор на эту тему непременно
возникал каждый год в одни и те же числа, приводились косвенные улики, а
также прямые доказательства в виде "обглоданных и обсосанных костей, похожих
на детские, которые не спутаешь ни с кроличьими, ни с поросячьими". Кроме
того, легенда утверждала: единственным белым, все видевшим и даже
участвовавшим в отталкивающих действах, был Мартин. Говорят, однажды ему
поднесли кусок какого-то необычного жаркого, не сказав, что это такое;
поскольку Мартину мясо понравилось, ему объяснили, какому животному оно
принадлежит; он же, не переставая покачиваться в гамаке, задумчиво продолжал
жевать и таким образом, неожиданно для себя, приобщился к ритуалу дикарей.