"Франсиско Аяла. Из жизни обезьян ("История макак" #1)" - читать интересную книгу автора

который - к счастью или к несчастью - осведомлен лучше других и могу судить
обо всем с большей беспристрастностью, чем остальные, - даже я иногда бьюсь
в паутине неопределенности. Кажется, будто мозг плавится в тропической жаре.
Мысленным взором окидывая то, что мне лично пришлось увидеть и пережить, я -
хоть ни разу и не терял голову, чем далеко не все могут похвастаться, -
продолжаю терзаться сомнениями. А уж об услышанном из чужих уст и говорить
нечего... Да, собственно, чего стоит лично увиденное и пережитое? Увы! Оно
не прибавит мне ни радости, ни славы; ну и бог с ним! Будь что будет, я
поведаю вам все, приведу неопровержимые факты, которые, возможно, прольют
свет на тайны столь хорошо всем нам знакомой спальни.
Дело в том, что и до меня дошла очередь произнести в спектакле свой
скромный монолог. Да, пришел мой черед, мой выход. Смешно, и просто не
верится. Но Роза с протокольной аккуратностью начала с первой величины в
колонии, и вскоре сей почтенный муж уступил позиции не столь церемонному, а
потому и менее сдержанному шефу полиции; вслед за ним последовал
правительственный секретарь - и так далее, вниз по служебной лестнице, с
такой скрупулезной точностью, что вскоре мы научились вычислять следующего
кандидата в фавориты и показывали на него пальцем. Она действовала с
потрясающей последовательностью и тактом, словно руководствуясь указаниями
заведующего персоналом. Нетерпеливых искусно ставила на место, охлаждая их
пыл, а робких и неуверенных вовремя подбадривала, вдохновляя на решительный
шаг. Смешно было думать, что когда-нибудь выпадет жребий, например, Тоньито
Асусене, чье положение в обществе представлялось более чем странным, если
учитывать его доходы и влияние в высших сферах, далеко не соизмеримые со
скромной должностью. Не стану сейчас заново перебирать все совершенные нами
глупости и безрассудства. Важно, что наконец пробил мой час, и пришлось
повиноваться. Меня шутливо хлопали по плечу, подбадривали, поздравляли. Но
ни в каких особых поощрениях я не нуждался. Сам прекрасно знаю, когда и что
следует делать, и не собираюсь отступать, выставляя себя всем на посмешище.
То, что я, как и многие холостяки колонии, пару раз обходился дешевыми
услугами какой-нибудь туземной женщины из тех, что промышляют в округе, в
счет не шло; а кроме того, держал на заметке двух-трех негритяночек, с
которыми в один прекрасный денек, когда этот чертов климат позволит... Но
теперь речь шла не об этих апатичных созданиях, глядящих на тебя с сонным
безразличием козы, а о настоящей женщине, да еще такой знатной особе, с
благоуханным телом и сверкающим взглядом. Словом, я дожидался своей очереди
с радостью и нетерпением; да и чего ради, скажите, отказываться от такой
прекрасной возможности?
Само собой разумеется, я был преисполнен решимости, хотя, к чему
скрывать, несколько нервничал, когда разрабатывал план военных действий, но
тут Роза сама опередила меня, сделав ненужными все формальности, и
необычайно приветливо поздоровалась со мной на вечере в пользу туземных
детей, страдающих туберкулезом. Мы мило поболтали; она посетовала на скуку -
единственный удел в этой ужасной колонии, на недружелюбие окружающих
("нелюдимы - вот вы все кто") и в конце концов пригласила меня провести
"любой вечер, хотя бы и завтрашний", у нее дома, чтобы выпить чаю и
развлечься беседой. "Так, значит, я жду, завтра в пять", - добавила она, и
мы расстались. Ну что ж, дело сделано; Смит Матиас, посмеиваясь, уставился
на меня издалека своими близорукими глазами; Бруно Сальвадор нахально
похлопал по плечу, поздравляя. Дело было сделано, и, не стану отрицать, в