"Франсиско Аяла. Из жизни обезьян ("История макак" #1)" - читать интересную книгу автора

и сообщил о начале ежедневного выпуска новостей. Кто-то повернул выключатель
на полную громкость, и затянувшийся разговор пришлось прекратить; мы все
сгрудились у приемника, чтобы послушать сообщение. Но Тонио - как я уже
говорил - ни словом не упомянул в передаче о случившемся: ни единого намека,
ни звука. Снова заиграла какая-то неопределенная музыка, прерываемая
объявлениями, и все принялись с жаром обсуждать причины такого молчания. Мы
прекрасно знали, что молодой блистательный диктор все важные шаги
предпринимал только под непосредственной опекой божественного провидения, то
есть следуя явным или тайным распоряжениям губернатора, имевшего в лице
Тонио верного и любимого пса. Некоторые сплетники с известной натяжкой
утверждали даже, будто диктор - родной сын губернатора. Так или иначе, никто
не сомневался, что безмолвие Тоньито - результат высших секретных указаний
всемогущего. Вопрос заключался в следующем: чем могло быть вызвано подобное
решение? Как это всегда бывает, посыпались самые противоречивые
предположения, в том числе весьма здравые и логичные (случившееся хотят
поскорее предать забвению и не допустить скандала, ибо пальма первенства в
печальном приключении принадлежит губернатору), были выдвинуты также и
довольно нелепые гипотезы: старый сатрап, дескать, влюбился в очаровательную
особу; или еще чище: его превосходительство сам был сообщником жуликов,
потому что как иначе объяснить... и так далее, и так далее.
Конечно, едва Асусена, всегда такой предупредительный и учтивый, вышел
из своей небесно-голубой машины, благоразумие заставило нас замолчать -
многие презирали Тонио как наушника, - и воцарилась тишина, пока я самым
безразличным тоном его не спросил: "Ну, что новенького?" Но этот хитрец,
угадывая нетерпение присутствующих, позволил себе немного покуражиться. Он
произнес несколько многозначительных, как ему самому показалось, фраз,
сообщил о своем полном неведении, чтобы заставить нас поверить, будто ему
что-то известно, и в результате создалось впечатление - у меня по крайней
мере, - что бедняга точно так же in albis *, как и все остальные. Конечно,
ему приказали прикусить язык, заткнуться, поскольку опасались, что рассказ о
вчерашнем происшествии красной нитью будет проходить через вечерний выпуск
новостей.
______________
* В полном неведении (лат.).


III

И снова потянулись однообразные дни. Прошло два дня, три - никаких
событий. Хотя чего, собственно, можно было ждать? Все находились в тревоге и
растерянности, как люди, которых внезапно разбудили. Слишком уж мы увлеклись
спектаклем, и даром это пройти не могло. Теперь все кончилось; минутное
замешательство - и кончилось. Птички упорхнули. Где-то они сейчас? Что
намерены делать? Сойдут в Лиссабоне или поплывут дальше, до Саутгемптона? Но
догадки и предположения на пустом месте ломаного гроша не стоят, и мы вскоре
отказались от них; вернее, вынуждены были отказаться и с головой уйти в
воспоминания, кои принялись пережевывать вновь и вновь, до тошноты, до
отвращения.
Как же иногда трудно различить истинную суть вещей! Кажется, наконец-то
правда в твоих руках, но нет, вот она, дразнит тебя издалека. Даже я,