"Анатолий Азольский. Клетка" - читать интересную книгу автора

и хмыкал: сын корчил педагогам рожи, поливал себя чернилами, спросил директора, к

какой оппозиции тот примыкает - к правой или левой, завуча же огорошил вопросом,

правильную ли работу ведет тот с женой. Мать, купеческая дочка из Пензы, воспиталась на

презрении ко всем провинциальным фиглярам и лицедеям, отец же часто мурлыкал арии.

Негодование матери было услышано Пантелеем, ремень все чаще погуливал по

лежащему на диване мальчику, приучая того смело бросаться на обидчиков, даже

когда их много. Наверное, Пантелей надорвался, загнать мальчишку в стадо

так и не смог, перед каждой экзекуцией принимал стакан, а то и два, спился и

умер за три года до того, как в Смольном убили его кумира, хозяина и благодетеля -

Кирова. Ивана наконец-то оставили в покое, обед он готовил себе сам, вооружась поваренной книгой

и не доверяя матери, которая больше времени проводила у зеркала, чем у

плиты; наставление по пище включало рецепты армейских кулинаров, от книги,

принесенной матерью из Артиллерийской академии, несло запахом мужских тел, одетых

в ладную форму, браво шагающих по мостовой с цоканьем подков и звяканьем шпор.

Были и другие книги: слушатели академии приручали к себе Ивана, как собачонку, и

одна из книг- под названием Алгебра - поразила Ивана так,

что он забыл про двор, про кино, часами сидел дома, уставившись на стену,

подавленный необычайным открытием: оказалось вдруг, что люди и предметы, явлени

и события, боли и радости могут умертвляться, иссушаться, превращаться в

нечто неопределенное, обозначаемое буквами латинского алфавита, и 7 ли

чернильниц в классе или 12, все они вогнаны в символ а, куда

можно вместить сколько угодно чернильниц, коров на колхозном поле, трамваев на

улице, - эдакая жадная, всасывающая в себя буквочка, обязательно в паре

с другою, так что бараны (a) и птицы (b) вместе

составляли живность, и в ней уже не было кудахтанья, перьев, блеяния, шерсти,