"Анатолий Азольский. Монахи (Роман)" - читать интересную книгу автора

некогда забот и волнений... Америка, Америка, судьба и счастье, удачи и
несчастья, временами хотелось напевать давно знакомое: "Я другой такой
страны не знаю, где так вольно дышит человек..." - о себе напевалось, ибо
нигде, как в США, так вольно не добывались секреты, ни одна страна, ни один
народ не позволяли так легко обкрадывать себя или продаваться по дешевке,
потому что каждого жителя этой страны гложут сомнения в праведности его
бытия; сколько американца ни уверяют в праве более сильного иметь больше
денег, идея природного равенства тлеет в душе его, возгораясь временами, и
тогда он начинает отдавать бедным и слабым отнюдь не лишнее в сладостном
припадке самопожертвования; о великий американский спектакль, в котором
самозабвенно играет вся страна, и сценическое действие охватывает нацию,
которая не может уже остановиться в сочиненной ею пьесе, ибо стоит погаснуть
юпитерам на антракт, как на подмостках немногие зрители увидят другую
Америку, совсем другую, потный лик которой изуродован стекающим гримом, и
поэтому надо гнать акт за актом безостановочно, надо зевак и зрителей
вовлекать в спектакль, загонять их на все расширяющуюся сцену, не позволять
им спрыгивать в партер, откуда - с первых рядов - все, все видно и даже
слышно, как беснуется суфлерская будка...
Все будет в порядке, повторил он, уже себе, в самолете, когда
иллюминатор показал ему краешек Америки, любимой страны, и в шляпу
негра-саксофониста, что привиделся ему в подмосковной электричке, полетела
смятая десятидолларовая купюра - в оплату того невероятного, что позволила
ему узнать ассистентка. 20 февраля этого года Кустов впервые пришел на прием
к Одуловичу, жалуясь на непрекращающиеся головные боли, бывал затем у него
четырежды, и все потому, что 17 сентября 1943 года не с рожистым воспалением
голени привела Мария Гавриловна Кустова сына к лужайке перед госпиталем, а с
черепно-мозговой травмой, ею же нанесенной и потому Иваном Кустовым ото всех
скрываемой. А ведь еще в Москве могла мелькнуть догадка о травме: день этот,
17 сентября, по данным метеослужбы, выдался чересчур жарким и солнечным для
начала осени, +26 градусов, ветер западный, на малюсенькой головке же Ванюши
Кустова - просторная дедова буденовка, закрывавшая тугую повязку; с
проломленной головкой стоял на лужайке перед госпиталем мальчик Ваня, а в
медицинской книжке майора Кустова, во всех анкетах и автобиографиях: "В
детстве ничем, кроме простуды, не болел". Тот же вопрос о болезнях задавался
очень давно и матери, ответ был тот же - простуда, более ничего: деревня,
хата не топлена, ветер изо всех щелей... (В Москве же надо было еще
спросить: все сведения о 17 сентября - из военно-медицинского архива, так
почему и с чьей воли на мальчика Ваню составили историю болезни в
госпитале?) Вмятина в мягком черепе шестилетнего мальчугана заросла давно,
знали о ней трое - сам Кустов, Мария Гавриловна и, наверное, госпитальный
хирург, по неизвестной причине скрывший точный диагноз, - известной,
впрочем, легко догадаться, зная Россию: буденовка была им приподнята, рана
бегло осмотрена, мальчик с матерью уведены в процедурную, черепно-мозговая
травма на бытовой основе - так определилось опытным фронтовым хирургом;
короста на черепе обработана перекисью водорода, и дальнейшие рекомендации
по лечению свелись к уточнению того времени, которое Мария Гавриловна могла
бы отвести самому хирургу, для чего пришлось, в оправдание "виллиса", на
котором преодолевались восемь километров от госпиталя до деревни, выдумать
рожистое воспаление кожи, то есть заразу, с которой мальчику подходить к
госпиталю нельзя.