"Анатолий Азольский. Монахи (Роман)" - читать интересную книгу автора

деле, так не выпить ли нам по этому поводу. Однажды позвонил Анне: "Миссис
Миллнз, я знаю, как преданны вы мужу, но все же - приезжайте ко мне, я в
мотеле..." Она примчалась к нему тут же, они обнялись на пороге номера.
Хорошо жилось им с мистером Миллнзом, хорошо, Анне тоже ведь надо было
расслабляться; и он и она выместили из себя самих себя же - естественно
как-то.
Хорошо жилось - как вдруг к Анне на консультацию приперся некий
рыжевато-конопатый субъект, назвавший себя Миллнзом. Мимо ушей пролетела
фамилия, никак преподаватель местного колледжа не связывался ими с тем
кретином, который добровольно подставлял себя под удары американской судьбы,
выручая их, вызволяя из капканов и сетей. Лишь при повторном визите
осознали, когда полностью прозвучало: Френсис Миллнз! Смеху было
предостаточно, но и подозрений немало. С большущим интересом присматривались
к нему: как же, как же, а ну покажи нам все те шишки, которые, миновав нас,
на тебя сыпались, продемонстрируй тумаки, которые достались тебе, а не
нам... Поэтому, возможно, Анна с ббольшим вниманием, чем остальных,
врачевала его по модной в то время методике: если начинающему алкоголику
внушить связь между выпивкой и им же выдуманным оправданием ее, то
разомкнутая цепь ассоциаций локализует источник невроза. А Френсис Миллнз
просто-напросто начинал спиваться. Американец в третьем поколении, по бабке
- швед, чем, видимо, объяснялся европеизм в повадках. Преподавал в колледже
математику и, несмотря на обеспеченность, которой позавидовали бы многие,
ютился в студенческом общежитии да еще и лоботрясов, по которым детская
тюрьма плачет, опекал на денежки родителей. Асоциальным поведением это не
назовешь, но в сильном подпитии, а такое случалось два-три раза в месяц,
преподаватель норовил в кампусе гоняться в полуголом виде за коллегами
женского пола, неоправданно хамил негритянкам в парке и дразнил собак (такие
вот гадости о себе выкладывал пациент). Уличенный во всех грехах, пил еще
больше, впадая в тягчайшую депрессию, что и помогло Анне отвадить математика
от пагубной страсти. Благодарный Миллнз частенько заходил к ним, без спросу,
с книгой, которую почитывал на кухне, пока Анна хлопотала у плиты. Никакого
интереса для дела не представлял, Анна даже как-то вскользь заметила: ну,
этим математиком не стоит загружать доклады Москве, с чем Бузгалин
согласился. Потом Миллнз получил работу в Колумбийском университете, уехал,
и тут-то они забеспокоились: как ему там? с коллегами поладил? не принялся
ли за старое? с малышней по-прежнему возится? Анна не выдержала и поехала
туда. Вернулась обрадованная, потом еще не раз проведывала его. Однажды
утром она - уже на аллейке, шли от дома к машинам - вдруг промолвила:
"Френсис просит выйти за него замуж... Разумеется, и развестись с тобой...
Так ты развод - дашь?" Он закурил, побренчал ключами. "А пошли ты его к
черту!" - так сказал, потому что сущим ничтожеством был этот Френсис Миллнз:
какой-то преподаватель, ни с какого краю не подпущенный к нужной Родине
информации. Вот был бы он в группе экспертов "Рэнд корпорейшн", тогда бы
американского хлюпика этого можно загнать, как соседскую кошку на гнилую
осину, разрешая спускаться только в обмен на что-либо вкусненькое с
хозяйского стола.
"Значит, насколько я поняла, - допытывалась со странной улыбкой
приостановившаяся Анна, - будь он консультантом, скажем, в Агентстве
национальной безопасности, ты бы развод дал? Чтоб я навсегда была с ним?..
Насовсем?" Он обозлился тогда, чем-то не нравилась ему улыбка эта, тон,