"Анатолий Азольский. Монахи (Роман)" - читать интересную книгу автора

голос этот вибрирующий... И смех, тот самый, что впервые услышал он у метро,
в Москве: "Идет! Тогда уж лучше у меня - зеркала есть!"
В десятке метров от березы Бузгалин захлопнул дверцу "Москвича", так и
не покинув машины. Ни о пуле в березе, ни о Миллнзе говорить, конечно,
нельзя, да сподвижники заткнули бы уши, открой Бузгалин рот: когда никто
никому не доверяет, лучше ни о чем не спрашивать, иначе столы начальства
будут завалены доносами; да, никому ничего доверять нельзя, но чтоб
тотальное недоверие не перешло во взаимную и всеразлагающую слежку, созданы
инструкции: что кому можно сообщать, а что - никому и ни в коем случае.
"Поехали!"
Полное ничтожество этот Миллнз! Ни к черту не годился для дела, его и
пешкой не употребишь, о нем к тому же Бузгалин не докладывал, а если бы
сейчас рассказал - то сколько месяцев ушло бы на уточнения. А уже перетрясли
и перещупали всю флору и фауну Америки в поисках подходящей фигуры, которую
можно подставить взамен неизвестно кого (в тьме вариантов Бузгалин
заблудился уже); дотошнейше изучили дела на действующую и законсервированную
агентуру; пропущенные сквозь сито люди опадали все утолщающимся слоем, и в
день, когда газовая контора назначила точную дату подключения к трубе,
оказалось вдруг, что искомое - давно лежит под рукой и давно мозолит глаза.
Два человечка замаячили многообещающе, призывно даже, чрезвычайно любопытные
представители рода американского, об одном из которых поведала разговорчивая
Жозефина - о дядюшке своем. Этот тип из породы никогда не стареющих
весельчаков всегда норовил сорвать с ветки недозревший плод, когда-то
пытался совратить племянницу, за что был выдворен из дома и на глаза
Жозефине (и мужу ее - тоже!) уже много лет не попадался, остепенился, стал
признанным консультантом в фирме по сделкам с недвижимостью, был глухо
упоминаем в семейных разговорах и в настоящее время пребывал в
неизвестности. Более точные подробности могла дать сама скучавшая в
гаванской клинике Жозефина.
А где сам Кустов и чем занят - это поручили одному американскому
товарищу по прозвищу "Наркоман". Назвали его так не потому, что агент
пристрастен был к порошкам или травкам известного свойства; этим псевдонимом
наградил его один из прежних кураторов, агент некогда прославился в роли
вербовщика, составляя обширные списки тех, кто, как и он, готов за малую, но
ежемесячную плату подпитывать себя денежными инъекциями, мало чем отличаясь
от морфиниста, который в оправдание своей пагубой страсти хочет всех
обратить в потребителей этого зелья; было это еще в 50-х годах, когда
работали по старинке, и с информатором вежливо распрощались, поскольку из-за
жадности тот на любого годного к разработке человека навешивал столько
грехов, что порою вполне достойные люди прогибались под тяжестью их.
Товарища этого вытащили из небытия. Приказали: изучить владельца такой-то
фирмы (имелся в виду Кустов) на предмет возможной вербовки. Размороженный
товарищ вскачь пустился по Америке, гордый оказанным доверием, невидимой и
неназойливой мухой повился над Кустовым и к кандидатуре указанного ему
владельца фирмы отнесся весьма скептически - бабник, пьет напропалую, сорит
деньгами, любитель дешевых эффектов: на благотворительном вечере швырнул
пятьсот долларов в пользу голодающих детей, чтоб репортеры отметили это
событие в газетах. О том, что меценатствующий владелец фирмы прогорел на
пылесосах, размороженный информатор не знал, тем оглушительнее были эти
сведения. Выяснилось к тому же, что рядом с Кустовым нет никакого агента