"Анатолий Азольский. Затяжной выстрел" - читать интересную книгу автора

является объективной истиной, а все правдивые показания гражданина,
выступающего против учреждения, по той же причине будут клеветой, подрывом
авторитета власти. Если же гражданин попытается обосновать свою позицию
справками, то есть официальными документами, то он сталкивается с вязким
сопротивлением. Справки обычно даются по запросу другого учреждения, но даже
если они и выданы, то принимать или не принимать их во внимание - воля
должностного лица. Просьба о некоторых справках напоминает явку с повинной.
Дело еще не дошло до суда, а весь горкомхоз трясло. По звонку прокуратуры
милиция схватила двух проводников поезда Минск - Симферополь, конфисковав
28 веников. Проводники держались стойко, отрицая всякую связь с банями.
Заведующие их испытывали резкую ненависть к Цымбалюку. Баня его прибыли уже
не давала, а прибылью ее обычно покрывалась недостача других заведений
треста. Веник стал символом финансового нарушения, и заведующие, спасаясь от
возможных неприятностей, вообще запрещали гражданам приходить в бани с
вениками. Трест дал указание - нормировать время пребывания в парилке, в
банях участились скандалы, кое-где из парилки вытаскивали разомлевших
граждан с помощью милиции. Ларьки с мылом и одеколоном ликвидировали. Во
всем этом винили прежде всего Цымбалюка. Знающие люди давали ему запоздалые
советы. Не предусмотренный планом ремонт можно было запросто провернуть,
найдя у рынка двух девиц, купив мяса для шашлыка и пригласив на девиц и
шашлык кого-нибудь из горкоммунхозовского начальства. На оголодавших девиц
расходы невелики, мясо не так уж дорого, и под шашлык и пташек, залетевших к
Цымбалюку на огонек. можно было не то что перенести ремонт бани, а второй
этаж к ней пристроить. Такой подход к делу назывался "человеческим", он
учитывал присущие каждому человеку слабости, отнюдь не затрагивающие
интересы государства, поэтому "человеческий" подход, никакой инструкцией не
регламентируемый, пользуется заслуженной славою. В деятельности учреждения
есть свои, учрежденческие слабости. Обвиняя в чем-либо гражданина,
должностные лица полутонов не признают. Товарищу Нечитайло не понравилось,
что Цымбалюка приглашают в школы рассказывать о партизанах. В школы было
спущено указание, мотивировалось оно тем, что Цымбалюк якобы "неправильно"
вел себя в годы оккупации. Не приплети сам Цымбалюк партизанскую
деятельность к шайке, хранимой в шкафу его кабинета, партизанская тема
вообще не возникла бы на страницах банной эпопеи. И в дальнейшем любое
облагораживающее Цымбалюка обстоятельство превращалось в унижающее и
карающее его, поскольку приводилось им самим; вся жизнь его стала
преступной, вражеской с того момента, когда он возымел желание
отремонтировать баню в самое подходящее для этой бани время, пренебрегая
указаниями, одобренными, общими и принятыми. Опять Цымбалюку преподали урок
гуманности, вновь ему давалась возможность выйти сухим из лужи, в которой он
стоял уже по колено. Ему бы, после намека о "неправильном" поведении,
смириться, уйти в незаметность, покаяться на нелюдном сборище. Правда.
покаяние могло означать признание вины, влекущее передачу дела в
прокуратуру. Но и наступление как способ защиты могло, это он тоже понимал,
привести к тому же. Полная безвыходность. Любое слово, любой шаг подводили
Цымбалюка к гибели. А время шло. Все бани отремонтировали, кроме
цымбалюковой. Ему даже выговора не дали, настолько этот грешок показался
руководству незначительным. Да и на пленуме горкома неожиданно для всех в
защиту бани No 3 выступил дотоле молчавший весь свой выборный срок депутат
Головин, работник почты, член горкома. С почтовым служащим Нечитайло