"Анатолий Азольский. Затяжной выстрел" - читать интересную книгу автора

корабли ее бесславно ржавели в Бизерте и героически шли на дно
Новороссийской бухты. Берег напирал на нее, окатывая революциями,
махновщиной, разрухой, горячкою строительств, эскадра жила - и ничто
береговое не было ей чуждо...
Такой представилась Долгушину эскадра, когда где-то за Воронежем
показался Дон, излучина его, и серая лента реки поплыла под крылом самолета.
Он прильнул к окну, смотрел: да, вот здесь и было положено начало тому, чему
он отныне служить будет, отсюда мужики пошли на заброшенные петровские
верфи, здесь сто восемьдесят два года назад плыли по Дону корабли и жара
стояла такая, что смола вытапливалась из пазов.
А как отказывался, как возражал, не желая служить!.. После академии
вызвали в Главное Политуправление, предложили: начальник политотдела эскадры
Черноморского флота. Нет, нет и нет, отказывался он. Он катерник, он окончил
войну командиром дивизиона, после ранения перевелся в штаб, - это вам
понятно? Да, он был заместителем начальника политотдела бригады, по это же
- катера! Он же катерник! И сейчас, получив диплом, окончив
военно-политическую академию, он все равно остается катерником, он и на
катера назначен уже, начальником политотдела бригады ТКА, вся служба его
прошла на торпедных катерах - так зачем ему политотдел эскадры, где
крейсера и линкоры?
Ему возражали - веско, убедительно. Ну и что - крейсера и линкоры?
Зато у него свежие силы, свежий взгляд. Да, у него нет опыта. Но нет у него
и груза прошлого.
Уговорили. Согласился. И рад был теперь, когда под крылом самолета
петляла река и плыла земля.
Великое и сладкое чувство причастности к земле, по которой ступали
сапоги и лапти дедов!.. И благодарность судьбе, скрепившей твою жизнь с
жизнью страны, флота, и давно надо было бы прийти этому чувству
благодарности, да где уж на войне расслабляться в эмоциях, что-то
сопоставлять, вымерять и определять. И пришло оно, и понял он тогда
назначение свое человеческое: он, человек, коммунист, капитан 1 ранга
Долгушин Иван Данилович, живет для тех, кто потомками олонецких и тверских
мужиков прибыл служить на эскадру.
Он любил их за преданность Олонцу,. Калуге, Орлу, Ржеву. Их было тысячи
человек - на кораблях эскадры, они служили с охоткою, они оживляли
металлические коробки, начиненные оружием и механизмами, они гордились
бескозырками с золотым тиснением "Черноморский флот" на развевающихся
ленточках, они согласны были в любую секунду прервать сон, еду, мысли,
жизнь, чтобы выполнить сигнал или команду. За последние три года политотдел
зафиксировал только один
(один) случай намеренного, продуманного отказа от службы, но и в этой
дикости обвинили не матроса, а офицеров, его начальников.
Но этой людской массе, привязанной к рукояткам, педалям, кнопкам,
штурвалам и маховикам, требовался отдых. Тому же самоотверженно служившему
матросу хотелось того, чего устав открыто не предусматривал, а обходно и
расплывчато сводил в понятие: увольнение на берег. (Для офицеров - съезд на
берег.) Матрос, физически и психически здоровый парень, существовавший в
однообразном корабельном мирке, нуждался в эмоциональной встряске, как
насыщавшей его, так и опустошавшей. Он, получавший сытую норму флотского
довольствия, искал то, к чему его звал полнокровный мужской организм. Да -