"Анатолий Азольский. Затяжной выстрел" - читать интересную книгу автора

В рабочих кителях, на ногах тапочки (под столами не видно!), офицеры
сели уплотненно: никогда еще так много адмиралов не вмещала линкоровская
кают-компания. Командующий флотом сидел во главе стола, на месте Милютина,
справа от него - Немченко, слева - командующий эскадрой. Главный инспектор
не спрашивал и не переспрашивал, он слушал. Командующие - флотом и эскадрой
- пожурили бригаду крейсеров за неверную оценку действий "синих", нашли
кое-какие огрехи в организации связи на переходе.
Линкоровские офицеры пользовались совершенно исключительной
привилегией: их приглашали на разборы общефлотских учений, чего не
удостаивались офицеры никакого другого флота, и повелось это со времен,
которых никто уже и не помнил. Да и оба штаба понимали, что в условиях
скученной и закрытой стоянки эскадры нет лучшего способа пресечь все слухи,
как официально и открыто поведать правду офицерам линейного корабля, а уж
как разносить и размножать эту правду - пусть решают сами офицеры,
воспитанники Милютина.
Немченко говорил недолго и убийственно спокойно. Сказал, что
боеспособность эскадры - на уровне бумажных корабликов, плавающих в дырявом
корыте. Так, во время условного ведения огня главным калибром под стволами
орудий бегают матросы аварийных партий, хотя в настоящем бою их сбросило бы
давно за борт. Пожары, имитируемые на кораблях поджогом соляра в бочках,
можно потушить плевком. Шланги подключаются к пожарной магистрали наобум,
без учета состояния магистрали в данный момент. Пробоины, заданные вводными,
не заделываются, борьба за живучесть корабля превратилась в курс никому не
нужных лекций...
Употреблял Немченко слова, произносимые на всех флотских совещаниях, и
все же сейчас они резали ухо корявостью своей, неуместностью, и "пластырь",
"пробоина". "ствол" звучали как "соха", "борона" и "хомут".
Офицеры линкора - островок блекло-синих кителей, омываемый голубым
шелком и белой шерстью кителей начальства, - старались не смотреть на
командующего, они с удовольствием исчезли бы, на худой конец заткнули бы
уши. Знали и понимали, что такой кнутик, как Немченко, нужен флотам всегда
- подгонять, бичевать нерадивых. Но зачем при них, офицерах? Чего только не
слышали здесь, на разборах, но такой жесткой оценки эскадра еще ни разу не
получала, и так безжалостно никто еще не обвинял командующего во всех
военно-морских грехах. Может, что-нибудь личное? Не похоже: из одного
выпуска, и не здравый адмиральский смысл мирит цапавшихся в училище
курсантов, а молчание тех одноклассников, что на дне морском лежат. Видимо,
дела на флоте и впрямь плохи, если один адмирал осмеливается хлестать
другого не в уединении кабинета, а при лейтенантах. Это уже опасно для них,
для офицеров линкора: начальник штаба эскадры, с легкостью арестовывавший на
10, 15 и 20 суток, и так едва удерживается в границах военно-морской брани,
а послушает Немченко - так перейдет на портовый жаргон.
- Детишки в саду играют в войну повсамделишнее... - заключил
Немченко.
Все, что говорил он, было столь очевидно, что даже в мыслях никто не
мог возразить ему. Да, правильно, все правильно, и детишки в саду - тоже
правильно.
Нельзя возразить было еще и потому, что с осени прошлого года офицеры
эскадры втихую и открыто, громко в каютах и вполголоса на палубах говорили о
вымученности одиночных и частных боевых учений, кляли их однообразность,