"Анатолий Алексеевич Азольский. ВМБ " - читать интересную книгу автора

стойкого резистентно-пенициллинового гонококка, отбивающий все желания... А
женщины хотелось - и не столько для ночи, сколько ради покоя в душе,
оскверняемой городом, о котором давно уже офицерская молва сложила
поговорку: "Если Москва - сердце нашей Родины, то Поти - ее мочевой пузырь".
После дежурств Маркин очумело сидел в кафе, лимонадом и сухим вином запивал
переперченную местную пищу. Порою чудилось: приходит домой, открывает дверь,
а на подоконнике - женщина в белом, медленно поворачивает голову в его
сторону, странным голосом вопрошает: "Не ждали?.."
Город Поти страшил - непредсказуемостью, дикими нравами, пещерными
обычаями. Два встречных круговых автобусных маршрута опоясывали Поти, но за
проезд по часовой стрелке платить надо было вдвое больше, причем набитая
пассажирами машина могла остановиться надолго у какого-либо дома, пока шофер
не отобедает. Скромные и по виду тихие горожане по утрам разбирали
пешеходный мостик через Рион, чтоб ровно за пятерку перевозить на лодках
спешащих в штаб офицеров. Уже больше года не было Сталина и его грузинских
помощников, а республика, взрастившая их и легко отвергшая, продолжала
испытывать сомнения в чистоте тех, кого расстреляли некогда: трижды
переназывалась улица, на которой штаб базы, пока не засверкала на солнце
табличка с фамилией бывшего партийного божка. Хозяином города было местное
управление госбезопасности, то есть пятерка пухлых мужчин во главе с пузатым
подполковником; это воинство три раза в сутки с шумом подъезжало к ресторану
на площади, молча пило и ело в отдельном кабинете, и от выпученных глаз
подполковника официантки не знали, куда прятаться.
Город занимал первое место в СССР не только по гонококкам, был он еще и
самым дизентерийным, и достаточно пожаловаться врачу на жидкий стул, как
направление в госпиталь тут же выписывалось, и три недели офицеры сидели с
удочками на берегу Риона, отдавая улов проныристым грузинам, которые с утра
разносили по палатам удочки. По истечении трех недель полагалась зверская
проверка: в прямую кишку вставлялось некое оптическое приспособление в виде
трубы, и вновь дружба народов проявлялась во всей благородной красе. Гиви,
местная знаменитость, краса Колхиды и знаток медицины, соглашался за бутылку
подставлять трубе свое седалище и так вошел во вкус, что подчас и вовсе
бесплатно избавлял защитников Родины от гнусной процедуры. (На отшибе того
же госпиталя, за внутренней оградой - одноэтажный корпус, издали похожий на
барак, здесь выхаживались страдальцы, пораженные резистентно-пенициллиновой
напастью; им тоже передавали удочки, но за рыбой не приходили, и по вечерам
моряки варили на костре уху - под заунывные песни.)
В городе полно духанов, шалманов, бодяг и харчевен, ресторанов же -
два: "Колхида" в центре и "Новая Колхида" на морском вокзале. Чтоб жизнь
казалась краше, офицерское словоблудие возвышало быт, присваивая звучные
имена всему опостылевшему. Зачуханная забегаловка у моста через Рион
переименовалась в кафе "Империал", спросом пользовались такие названия, как
"Эльдорадо", "Савой", "Астория". На полдороге между штабом базы и бригадой
охраны водного района (ОВР) - обычный шалманчик, грязноватенькое место
скорого перекуса и выпивки офицеров, заведение, славящееся поварихой,
молоденькой Нателлой, и дедом ее, старым-престарым глухим Варламом, - это
питейное заведение называлось так: Харчевня Святого Варлама.
Пункт сбора и обработки донесений - на втором этаже штаба. Две
комнатки: в большой - планшет (два метра на полтора) с макетиками кораблей и
судов и столик дежурного с телефонами, они соединялись со всеми постами СНИС