"Анатолий Алексеевич Азольский. ВМБ " - читать интересную книгу автора

видами связи поступали донесения обо всем, что происходило на суше и водах в
четырехсотмильной - вдоль побережья - зоне ответственности базы.
Поти - не лучшее место службы на Черном море, а точнее - ссылка, как
Порккала-Удд на Балтике; из проклятых этих баз бежали всеми доступными
способами - вплоть до увольнения в запас, для чего добивались спасительной
строчки в характеристике: "Ценности для флота не представляет". Офицеры тихо
и громко пили, обзаводились мотоциклами, спьяну застревали в грязи,
вываливались в ней, отмывались и покорно шли под суд чести младшего
офицерского состава. В зимние месяцы весь город - в лужах, по ним чапали в
запрещенных уставом галошах. Топкая грязь сдирала их с ботинок и засасывала.
Когда же чуть подсыхало, торчавшие из черных глыб земли галоши напоминали
боевую технику, брошенную при паническом отступлении.
Всегда чисто выбритый, пахнувший шипром Андрей Маркин на службу ходил
без галош, потому что жить надо было строго по уставу, иначе - водка,
мотоциклы, неубранная постель, грязный подворотничок на кителе и
резистентно-пенициллиновые гонококки. Выбирал наименее грязные дороги, но
всегда в штабе приходилось отмывать ботинки.
Жаркой весною грязь превратилась в пыль, ослепительно синее небо
прочерчивали барражировавшие над базой самолеты; от писка комаров, якобы
изведенных при осушении Колхидской низменности, звенели стекла. Потом они
задребезжали: заквакали лягушки. Болота и канавы, населенные ими, возносили
к небу миллионоголосые брачные страдания. Голова трещала от квака. Стало
очень жарко. О зимних дождях вспоминалось как о жизни, которая кому-то
все-таки удалась.
Служилось Маркину так плохо, что временами собакой хотелось выть.
Начальство его не любило и не могло любить, хорошо зная, что человек он
случайный, скоро уйдет на корабли, и поэтому нещадно затыкало им все дыры,
заодно обвиняя во всех грехах. Пить Маркин умел, головы не терял ни при
какой рюмке или бутылке, и тем не менее начальство, в пух и прах разнося
какого-нибудь пьянчугу, обязательно добавляло: "С Маркина берите пример,
этот никогда не попадается, пьет ночью и под одеялом!" Смеха ради сослуживцы
порою спрашивали о том, как пьется под одеялами и простынями, и Маркин
серьезно подтверждал эту небылицу, потому что скажи честно - никто не
поверит. В умении пить не пьянея была игра с самим собою, начинал он ее,
когда надо было оставаться трезвым, продолжая вливать в себя алкоголь.
Четыре училищных года и советы отца обучили его правилам этой игры. Чтоб не
показаться пьяным, хорошо держась на ногах после выпивки, надо, возвращаясь
с увольнения, при проходе через КПП и мимо знамени училища внушать себе -
для обмана организма, - что не водка и не вино поглощались всеми клетками
тела, а всего-навсего в горле полоскался невинный лимонад; или - пиво на
худой уж конец.
Письма приходили редко, ленинградские девушки его забыли, на службе ни
с кем не сходился, только он один был на ПСОДе с училищным образованием,
остальные офицеры - мичмана в прошлом, второпях обученные войною. Скучно и
нудно было на душе, и мечталось: вот настанет ноябрь, начнутся кадровые
перестановки, придет приказ из Севастополя с назначением на корабль - и Поти
останется в памяти дурным несбывшимся сном.
Девушек и молодых женщин в городе не было, то есть они жили в каких-то
домах, ходили, такое случалось, по улицам, но грузинки, следуя обычаям, с
ходу отметали все попытки сблизиться, русские же - наперечет, да и призрак