"Анатолий Алексеевич Азольский. ВМБ " - читать интересную книгу автора

хочется побывать в Батуми, оказаться там в полном одиночестве? К тому же
(мысли Маркина огрублялись все более и более) сказать друзьям о Батуми - что
доложить о том же командиру базы. Всегда среди офицеров есть такой, кто в
устной или письменной форме оповещает руководство о настроениях и
происшествиях. На боевые и вспомогательные корабли Военно-Морского Флота
СССР рассчитывать не приходилось. Следовало полагаться только на гражданские
суденышки. Было их - вокруг и около базы - множество, и ни одно из них флоту
не подчинялось. Препятствия эти ожесточили Маркина. Походка его стала
крадущейся, он всегда смотрел под ноги - не потому, что боялся провалиться в
некую расщелину или ступить в коровьи лепешки, а опасаясь выдать себя
затравленным взглядом, полыханием в зрачках сжирающего его огня. Идя по
улице размеренным шагом обычного прохожего, он вдруг делал резкий скачок и
перебегал на другую сторону, словно за ним погоня, от которой надо
немедленно оторваться. Зоркость в нем развилась необычайная, он даже мог по
одному взгляду на женщину определить, кипят ли в ее крови
резистентно-пенициллиновые гонококки. Начальник штаба базы еще не
притрагивался к ручке двери ПСОДа, а Маркин напрягался, чуя опасность,
готовый отразить ее, чтоб ничто не помешало ему в полдень 30 июля
благополучно сдать дежурство и несколькими часами спустя незаметно отбыть в
Батуми. Вырваться из этого быта, который засасывает в грязь, в нечистоты, в
неряшество: не стираны носовые платки, липкие носки комком валяются под
кроватью, уже не тянет полежать у моря, поплескаться.
В эти полные ожидания и поиска дни столкнулся он с человеком, которого
не раз видел издали: изящный, в прекрасно выглаженном кителе
капитан-лейтенант этот мелькал в городе, и офицеры молча провожали его
глазами, не хуля его, не пристыживая, лишь многозначительно переглядываясь,
потому что Валентин Ильич Казарка (так звали офицера), ни разу не попав в
комендатуру и вообще ни разу не появившись на берегу пьяным сверх меры,
давно считался окончательно спившимся человеком; временами даже, по слухам,
он щелчками сбрасывал чертиков с погонов; приговоренный за разные
неизвестные мерзости к изгнанию с флота, он до приказа о демобилизации тянул
лямку на военном буксире, куда командирами обычно назначали мичманов или
главстаршин. Многие удивлялись обилию орденских планок на его кителе: у
капитан-лейтенанта, оказывается, было богатое военное прошлое, хотя выглядел
он чрезвычайно молодо. Прошлое это и препятствовало, видимо, приказу о
демобилизации.
Встреча произошла в кафе, куда Маркин зашел за папиросами (курил только
"Беломор" ленинградской фабрики имени Урицкого), и у выхода был окликнут
явно нетрезвым Казаркой, пригласившим его к столику с вином и фруктами.
"Простите, не пью!" - вежливо отказался Маркин, потому что этот приятный ему
человек мог потянуть его за собой на дно. Тогда капитан-лейтенант произнес,
полный великой укоризны:
- Не пьешь... А годы-то идут... Жизнь-то - проходит!..
Спасаясь от палящего солнца, Маркин шагнул под тень дерева, но так и не
мог установить связи между количеством выпитого и прожитыми годами; он
пугливо глянул на кафе, где не раз виденный им капитан-лейтенант наверстывал
годы, то ли приближаясь к могиле, то ли удаляясь от нее.
До намеченного дня побега оставалось менее трех недель, а ни паспорта,
ни корабля до Батуми не находилось, зато Черноморский флот устроил очередные
учения, комиссия из Севастополя навалилась на базу, ПСОД заполнился