"Анатолий Алексеевич Азольский. ВМБ " - читать интересную книгу автора

Дежурство, озаренное словом "Батуми" и семафорными строфами,
завершилось неутешительным расчетом: перенестись в Батуми по воздуху
невозможно, что и следовало ожидать, но исключалась и железная дорога.
Местный поезд из Поти шел до станции Миха-Цхакая, где пересесть на экспресс
Москва - Батуми можно было лишь раз в двое суток и в очень неподходящее
время - в десять утра, и сменявшийся в полдень Маркин на поезд этот никак не
попадал. Идущие же в Батуми теплоходы летом на ночевку в Поти не заходили,
стоянка всего полтора часа поздним вечером, где-то около двадцати трех часов
по-московски, но как раз 30 июля ни "Грузия", ни "Россия", ни "Украина", ни
"Победа" в Поти не ожидались, расписание рейсов соблюдалось строго.
"Украина", правда, швартовалась к морвокзалу вечером 29-го, в самые
напряженные часы, когда дежурный, лейтенант Маркин то есть, прикован к
планшету. Автобусы же из Поти ходили только по окрестным селениям.
Конец мечтаниям! Город как бы блокирован, в осаде. Обнесен колючей
проволокой!
Но надо, надо вырваться на волю!
Немыслимые преграды! Неисчислимые препятствия! Которые надо преодолеть
так, чтоб никто тебя не увидел и не услышал, и теперь все дни и ночи
раззадоренный Маркин искал способ незаметного ухода из Поти, скрытного
проникновения в Батуми, тайного пребывания в нем и не менее тайного, чуть ли
не под покровом темноты, возвращения в Поти. Указать эту узкую, счастливую
лазейку мог бы мичман Хомчук, но тот страдал излишним любопытством,
удовлетворение которого могло пойти во вред Маркину; временами на лицо
служаки, годящегося Маркину в деды, набегала добродушно-снисходительная
усмешка строгого воспитателя, наперед знающего все наивные детские проказы
безмозглых школяров. У мичмана уже пошаливало сердечко (что не мешало ему
пить), да и желудок он, чистый хохол, подпортил грузинскими кушаньями. Часто
в конце смены Хомчук широкой ладонью смахивал со лба пот, будто натрудился
вдоволь на пашне. Хозяйственный мужик, цепкий, на чужой восточной земле
обосновался прочно и на долгий век. Нажитое ценил, готов был драться за
него - и потому доверять ему нельзя было.
Тральщики - базовые, рейдовые и эскадренные - почти ежедневно покидали
Поти для контрольного траления, но кто из них вечером 30 июля ляжет на зюйд
и пойдет в Батуми - неизвестно. Большие и малые морские охотники бригады
ОВРа выскакивали по тревоге и без нее в море, но мало кому дано знать, какой
из этих кораблей пришвартуется к батумскому причалу вечером 30 июля. Правда,
среди этих немногих осведомленных были офицеры его выпуска, более того,
одноклассники, почти родные люди, друзья. Они и шепнут ему, какой БО или МО
понесет его, разрезая волны, в Батуми.
В размышлениях о часах и днях конца июля, о хаотических передвижениях
кораблей базы, о жизни, которая возродится в нем после Батуми, - постепенно
в лейтенанте Маркине вызрело поразившее его решение: ни в коем случае к
друзьям за помощью не обращаться! Да, они были верными товарищами, он четыре
года с ними грыз военно-морские науки в училище на берегу Невы. Эти честные
парни никогда его не обманут. И тем не менее говорить им о Батуми -
смертельно опасно. Им хорошо служится, они уже старшие лейтенанты, то есть
вкусили некую сладость, они уверенно держатся на мостиках кораблей, их ждут
новые должности, новые сладости - и поэтому они уже как-то иначе
посматривают на выброшенного с эскадры друга, он им уже какая-то помеха, они
уже тяготятся дружбою с ним, и, быть может, не по этой ли причине ему так