"Анатолий Азольский. Афанасий (Производственный роман) " - читать интересную книгу автора

вызывающим подозрений способом, через проходную. Весна уже намекала на
скорое пришествие тепла и солнца, на заводском дворе, на улицах грязь и
слякоть, и все-таки однажды утром в субботу Афанасий Карасин отмахнул штору,
глянул на улицу сквозь мутное стекло и подумал, что жить-то - надо, она
ведь, жизнь то есть, продолжается...
А для житья-бытья мать отвела ему угловую комнату, окна выходили на
пересечение арбатских переулков, дом невдалеке от театра-студии киноактера,
что полезно матери, портнихе с золотыми пальцами и бойким говорком. Отец
много лет назад умер внезапно, надо бы после школы поступать в институт,
мать прокормила бы, на стипендию не разживешься, но отцовский гонор взыграл
в Афанасии, не на дареные, а на свои хлеба решил существовать, подался в
Ленинград, в Кировское училище, сюда, на Арбат, приезжал в отпуска, мать
обшила его, приодела, да не впрок пошла штатская одежда, повез костюмы с
собою в Красноярск, там по пьянке и влетел в одну компанию, исход плачевный,
но - смотря как поглядеть. Вернулся - и пришлось свыкаться с мужчинами,
которых умасливала мать. Ей все можно простить, она все силы выложила, сына
из ямы вытаскивая, и когда трижды привозили его в Москву на очные ставки -
так и здесь прорывалась к нему. Чем откупалась от власти - думать не
хотелось, а уж эти ее клиентки, что набрасывались на него, на квартире этой
продолжая и продлевая застрявшие в памяти экранно-сценические игры с
мужчинами, вместе с Афанасием разыгрывая скетчи: она, бестолковая и
неопытная, щечки алеют в смущении - и он, мужчина брутального типа, до баб
падкий и удачливый. Или наоборот: она, бывшая звезда, при вечернем освещении
еще вполне пригожая и на многое способная, - и он, не знающий, куда при
волнении руки девать.
А то и ближе к прозе жизни, без притворства: клиентки двигали бедрами,
закатывали глаза, заламывали руки, так выпячивали свои недевичьи прелести,
что не понять уже, где сцена, где рампа, а где жизнь.
Все деньги, что зарабатывал там, на фармацевтической фабрике, уходили
на выпивку, и все чаще почему-то думалось о смерти. Часами, придя с завода,
сидел дома перед телефоном, гадая, кому же позвонить? Некому. Все постепенно
отлетало и опадало, женщины, с которыми связан был там, на фабрике,
повыходили замуж, привив ему правило: на работе - ни с кем и никогда... И на
новой работе был неприкасаемым, чуть ли не чужим; иногда в кабинет заходил
дежурный, позвонить по городскому - тогда Карасин вставал, удалялся, не
хотел слышать про не свою жизнь: чем меньше знаешь, тем еще меньше
попытаются выжать из тебя на допросах. На завод приходил всегда трезвым, как
стеклышко, руки матери постарались, одет изысканно.
Сменные энергетики носились по заводу, отсиживались у цеховых
электриков, зато Белкин все вызовы принимал в кабинете Карасина. Они
подружились. В редкие часы встреч веселились, читая приказы руководства, и
хохотали над перлами стенгазеты, которая за две недели до Первомая требовала
от начальства выдачи новых спецовок, без них, получалось, на демонстрации
выйти не в чем.

3

Главный энергетик вернулся из отпуска, пожелал, естественно, увидеть
начальника подстанции, вызвал к себе, тепло пожал руку новому подчиненному,
заявил о чрезвычайной радости, его охватившей, когда узнал он в отделе