"Анатолий Азольский. Полковник Ростов" - читать интересную книгу автора

козырнул, Нина отпустила его, и друзья обнялись - граф Гец фон Ростов и граф
Клаус Филипп Мария Шенк фон Штауффенберг, полковник, начальник штаба
резервной армии, никогда, насколько знал Ростов, не кичившийся званиями,
должностями, чрезвычайно редко прибегавший к фамильярностям и славный тем,
что простоту ставил выше благородства.
И граф Клаус фон Штауффенберг, разомкнув объятия, так и не сказал о
повышении в звании и должности, а Ростов, на шаг отступив, жадно
рассматривал друга... Полгода уже, как по вермахту ходили весьма достоверные
слухи о новом начальнике Генерального штаба, каковым стать мог только он,
Штауффенберг, и редко встречавшийся с ним в эти месяцы Ростов с удивлением
подметил у друга Клауса некую странную особенность, которой тут же дал
определение: "переросток"! Так оно и было, тужурка на нем казалась не по
росту - узковатой и коротковатой, фуражка размером меньше; сам ли он выбирал
и примерял их, или ошибка прокралась в формуляр вещевого довольствия, этого
Клаус не знал, да, возможно, все люди, с ним соприкасавшиеся, на себе
испытывавшие порывы и дух Штауффенберга, в мыслях видели его на всех им не
доступных постах и потому невольно возвеличивали его, и только Ростов с
тревогой наблюдал за быстрым подъемом друга, который преодолевал не столько
щербатые ступеньки карьерной лестницы, сколько мятущиеся страсти. И с
горечью осознавал: Клаус хочет вырваться из-под тяжести времени, выпрыгнуть
из собственной жизни, оказаться за пределами ее!
О многом хотелось поговорить обоим - но словно из стены появился фон
Хефтен, обер-лейтенант, адъютант Клауса, человек, почему-то невзлюбивший
Ростова и распоряжавшийся Штауффенбергом так, будто был не только его правой
рукой (в буквальном смысле), но и воскресшим правым глазом и внезапно
отросшими пальцами на левой руке. Плутоватые глаза его сияли дружелюбием, он
вроде бы радостно приветствовал Ростова, но тот прикусил язык, понимая, что
ни о чем уже серьезном, важном, мужском и офицерском поговорить не удастся,
и, как всегда, разговор переключился на второстепенное, мелкое, Хефтен со
смехом указал на плоский деревянный ящичек, принесенный Ростовым и скромно
лежавший в кресле. "Сезанн!" - безоговорочно признал Хефтен, когда полотно
было извлечено и приставлено к стене. Еще раз пытливо и настороженно глянув
на Ростова, спросил въедливо, какими документами располагает тот на Сезанна,
и, узнав, произнес:
- Раз не краденое, то... Но - пока! - не в гостиной ему место.
Шаги крадущиеся, мягкие, кошачьи, но рука жесткая, твердая; начал
прощаться с Ростовым, увлекая за собой своего начальника, торопя его: пора,
пора, нас ждут! А Ростову придется отведать гуся, госпожа графиня
распорядится...
Оба, полковник и обер-лейтенант, уже шли к "мерседесу", Клаус сел было
рядом с Хефтеном, затем проявил своеволие, резво выбрался из машины,
вернулся в дом, вплотную приблизился к Ростову и произнес шипящую клятву:
- Поверь мне: я спасу Германию! Я убью его! В этом месяце! Обещаю!
Слово даю! Пятнадцатого июля!
И ушел, повернувшись резко, задев друга протезом.
А графиня с извиняющейся улыбкой смотрела на Ростова... Спросила
участливо о ноге, села рядом. Говорили ни о чем, но Ростов узнал о многом, у
Клауса не было секретов от супруги. Сезанну Нина нашла достойное место, в
гостиной все-таки, заодно уязвив этим доктора Геббельса, проповедника
здорового национального искусства; кое-какие устные колкости достались и