"Анатолий Азольский. Полковник Ростов" - читать интересную книгу автора

собором, Старой ратушей и многими, делающими немцам честь строениями, одна
резиденция князя-епископа чего стоила; всего не осмотришь, времени всегда
мало, но сегодня, пожалуй, можно выкроить часов пять или чуть больше... К
дому Нины он подъехал с запада и в нерешительности остановился, впервые
подумалось, что подарок, тот, который припасен Нине, может вызвать у нее
чувства неприятные; баварка по воспитанию, франконка, если такое слово
употребимо, строжайших вкусов дама - и вдруг полотно импрессиониста, не
подделка, кстати, настоящий шедевр, приобретенный в Париже через испытанного
и верного спекулянта, бесценное полотно, за которым гонялись молодчики из
люфтваффе, чтоб преподнести его своему Герману; страховки ради пришлось
запастись дарственной от владельца галереи, но тактично ли показывать ее
Нине?.. Сама графиня должна быть дома, он звонил ей из Эрфурта; Клаус,
сказала она, обещал заехать, как всегда в конце недели, из чего следовало:
сегодня, то есть 3 июля, в понедельник, его в Бамберге не жди. Сезанн же
лежал в непотребной близости к пище земной, под ящиком с консервами; плоский
деревянный контейнер предохранял сокровище от ударов и потрясений, Ростов
достал его после длительных раздумий, но заходить к графине не решался: с
шедевром импрессионизма шутки плохи, что ему не раз внушала еще Аннелора,
сама грешившая этим извращением, хотя, как сказать... С одной стороны,
Сезанн подпадал под типичный образец "дегенеративного искусства", и всю
мазню под француза выметали из музеев, продавали за рубежом или упрятывали в
запасники. Но, с другой, начальникам опротивели изображения грудастых,
плодовитых немецких женщин да мускулистых парней, преданных косе, плугу,
серпу и молоту, начальники искали нечто, их душу услаждающее, и почти всегда
находили, на стенах всех богатых домов Гамбурга, - помнил Ростов, - картины
вырожденцев, а в Берлине прославлялся немецкий импрессионизм.
Решился все-таки, вошел. Здесь все было просто и изысканно, это был
дом, где на видном месте не почетная пивная кружка, а томик Стефана Георге
или Шиллера. Ростов, целуя руку Нины, ощутил запах цветов и чего-то
детского, спросил о самом младшем ребенке, о Валерии, девочке болезненной, и
Нина рассмеялась, а потом горестно и понимающе умолкла, поняв, что так
ничего Ростову не известно про Аннелору. И приятную новость выложила: Клаус
здесь, сейчас придет, позавчера он стал полковником и назначен начальником
штаба армии резерва, что ему предрекалось. А дети у бабушки, там безопаснее,
англичане дурно, очень дурно ведут себя, неужели не знают о творении
Рименшнайдера, о вырезанной им надгробной плите, под которой император
Генрих II, императрица Кунигунда, - ведь уже три бомбы падали вблизи собора!
Окна гостиной выходили на Шютценштрассе, доносились шаги прохожих, и
наконец раздался голос друга Клауса; один и тот же метроном давно уже
отсчитывал им секунды, и, услышав Клауса, Ростов горестно осознал вдруг: вот
замрет метроном этот, никому не слышный, и уйдут из жизни они оба. А голос
звучал все ближе, ему вторил другой, Клаус говорил с кем-то, говорил, судя
по тону, как с равным себе по званию - с полковником, если не с генералом,
какая-то сугубо серьезная тема обсуждалась, но с шутливым подтекстом, и
наконец они вошли - Клаус и его собеседник, оказавшийся солдатом, который
помог ему донести до дома где-то добытого гуся, вертлявая голова того
высовывалась из двухручковой корзины. С едой в Германии, - еще в Гамбурге
понял Ростов, - стало совсем плохо, люди на клумбах выращивали картофель и
морковку, заводили мелкую живность, графиня могла надеяться только на родню
и сына, который проявлял порою полную житейскую несостоятельность. Солдат