"Сергей Геннадьевич Бабаян. Свадьба " - читать интересную книгу автора

пестро толпился народ. Скамейки у соседних подъездов были однообразно пусты;
лишь на одной из них спал, скрестив и поджавши ноги в какого-то детского
фасона сандалиях, морщинистый мужичонка без возраста - в грязного цвета
рубахе, мешотчатых штанах и украшенной лоснящейся пуговицей драповой кепке.
Наших грудилось до полусотни душ; на длинной скамейке тесно - кукурузными
зернами - сидели старухи, в светлых платках и глухих долгополых ситцах в
мелкий цветочек; кучками стояли девчонки лет девятнадцати, в узких коротких
юбках (хотя мини уже сходили; впрочем - жары), на каблуках высотой с
корабельный гвоздь, все как одна соломенные блондинки (три четверти, правда,
с черными как сажа корнями волос) и накрашенные все на одно лицо. Парней их
возраста было мало - человек пять или шесть, - все в светлых
рубашках-батниках (расстегнутых, как по уставу, до мечевидного отростка
грудины), расклешенных брюках (иные и с отворотами) и с волосами до плеч -
независимо от конституции волоса; один из парней, кудельковатый, как
гриб-строчок, держал на согнутой в локте руке (в шестидесятые, помню, так
носили спидолы) кассетный магнитофон, в динамике которого негромко
ворочались хриповатые басы "Бони М"; девушки нетерпеливо отстукивали ритм
каблуками и загадочно щурили одинаковых разрезов глаза, подведенные чуть ли
не до ушей и с кукольными, похоже, наклеенными ресницами... Дальше стояла -
самая многочисленная - группа людей уже в возрасте, лет по сорок, по
пятьдесят, - разойдясь, сказал бы я, по полам, но сохранив перемычку, отчего
своей формой она напоминала восьмерку - или, точнее, арахис. Женщин
роднила - за редкими исключениями - тугая, здоровая, вальковатая тушистость,
бутылочная икристость не стесненных чулками ног и безудержная тканевая
пестрота - как... нет, не имеющая аналогий в природе; мужчин же объединял
деревенский загар, несколько избыточная (обгонявшая возраст) морщинистость,
почти поголовное отсутствие галстуков и пиджаков, свежесть и остроугольная
выглаженность рубах - и единообразно застывшее на обветренных лицах
терпеливое ожидание. Женщины трещали, как стая сорок, мужчины же молча
курили - кроме двоих, с замечательно красными - даже с некоторой
ядовитостью - лицами: эти стояли в особицу и о чем-то горячо говорили,
педализирующе поднимая по очереди коричневые узловатые пальцы... Наконец,
поодаль - перед входом в соседний подъезд - сгрудилась унылого (коричневого,
черного, серого - вместе землистого) цвета кучка мужчин разнообразного
возраста', по виду - совершенных ярыжек, - которые, явно диссонируя с
анемичным колоритом своих лиц и одежд, что-то многоголосо гугнили, энергично
снуя руками (в основном из карманов к носам и обратно), и нетерпеливо
поглядывали на дорогу; один из них - малого роста, уже седоватый (или просто
волос его был с прозеленью), в подростковой спортивной кепочке с длинным,
как цапельный клюв, козырьком, - время от времени сбегал с тротуара на
проезжую часть и, отверждая энергичною складкою рот, озабоченно всматривался
в пустоту горизонта...
Окна первого этажа были по-деревенски открыты; у одного из них,
неотрывно глядя на улицу, сидела древняя - по-видимому, недостаточная
ногами - старуха. Свадебная квартира легко угадывалась на предпоследнем,
четвертом этаже: три окна и балконная дверь были настежь открыты, на улицу
сыпался звонкий стеклянный и металлический стук, визгливо, с радостным
айканьем ("Лида!" - "Ай-я?!") перекрикивались женские голоса... Вот пробился
мужской встревоженный бас: "Катя, а где еще четыре бутылки?" Женский голос
что-то задиристо отвечал. "При чем тут Иван?! - возмутился бас. - Мы вчера