"Аркадий Бабченко. Аргун " - читать интересную книгу автора

хочется мне на это смотреть.
В машине было четверо. Пинча говорит, что теперь из них и полчеловека
не соберешь. Сюда уже приехала местная милиция, нам делать ничего не
приходится, мы лишь охраняем опергруппу. Через пару часов снимаемся.
Вечером нам вновь приказывают выдвигаться под Мескер-Юрт. Там зажали
банду - ту самую, которая расстреляла "уазик".
Хватаем АГСы и несемся к бэтэрам. Я никак не могу установить свой на
броню; руки не слушаются, тело стало ватным и пустым, я пытаюсь нащупать
гайки, смотрю на них - и не вижу. Страх заполняет меня постепенно, он
поднимается снизу холодной волной, и внутри появляется ощущение ноющей
пустоты. Этот страх холодный и тягучий и никак не проходит. Сегодня под
Мескер-Юртом меня убьют.
- Иди принеси два цинка с гранатами, - говорит мне взводный.
Я киваю и бегу в палатку. Цинки весят килограммов по пятнадцать, и
сразу два мне не утащить - скользкие и ухватиться не за что. Я торопливо
освобождаю свой вещмешок и засовываю в него один цинк. Второй хватаю под
мышку. Когда выхожу, колонна уже выезжает в ворота. Взводный машет мне
рукой - оставайся.
Я смотрю, как колонна скрывается в пыли, и меня вдруг начинает
колотить. Становится холодно, очень холодно. Руки слабеют, колени
подгибаются; я сажусь прямо на землю. В глазах темно. Я ничего не слышу и не
вижу, ничего не соображаю. Вот-вот вырвет. Так страшно мне не было уже
давно.
Около ворот стоит Фикса.
- Ты чего не поехал? - спрашиваю я его.
- Мне стало страшно, - отвечает Фикса. - Понимаешь?
- Да. Понимаю.
Он достает сигареты. Я никак не могу зажечь спичку, она ломается. Черт
возьми, чего это я... Это все потому, что мир уже близко... Надо взять себя
в руки. Колонна ушла, мы с Фиксой остались здесь, и нам ничего не грозит.
Ночью наши возвращаются. Мескер-Юрт взяли, наш батальон стоял во втором
кольце окружения. Боя не было, всю работу выполнили вэвэшники (солдаты
внутренних войск). У них около десятка убитых. У нас ни одной потери, даже
нет раненых.
И все же я знаю, что этот бой был бы для меня последним.
Я хочу домой.
Страх живет теперь во мне постоянно. Он то ворочается ленивым червем
где-то под желудком, то прорывается жаркой испариной. Это не напряжение,
какое было в горах, это именно страх. Ночью я избиваю часового за то, что он
самовольно ушел с фишки. Потом я избиваю двоих новеньких. Они так и не
прижились в нашем взводе, спят отдельно в Куксовом бэтэре. Эти раздолбаи
садятся на фишке прямо на подоконник и варят чай. Костер полыхает на всю
Чечню, и его видно за несколько километров. Выдали фишку, навели на комнату
снайперов, а мне их меняй! По ночам я не могу заснуть - не доверяю часовым -
и почти все время провожу в административном здании или на плацу. На мне
постоянно надета разгрузка, под завязку набитая магазинами, я вымениваю их
на жратву и курево и собрал уже двадцать пять штук, но мне этого кажется
мало. Я сыплю в карманы россыпью несколько пачек патронов, вешаю на ремень
около десятка гранат. Мало, мало, мало...
Меняя часовых на фишке, я не подхожу к окну, а становлюсь в комнате за