"Аркадий Бабченко. Дизелятник " - читать интересную книгу автора

Был еще один - сутки подстреленным провалялся где-то в предгорьях, прежде
чем его подобрали и сдали в госпиталь. Там он пробыл еще месяц.
За это время матери прислали похоронку и гроб с телом сына. А он взял
очухался и домой приехал. Теперь начальство решало, что с ним делать, - то ли
отправлять обратно в Чечню на добивание, то ли увольнять, как уже убитого.
Был и еще один, подорвавшийся на мине, - оторвало крайние фаланги всех
пальцев на правой руке.
Был Пшеничников - тщедушный забитый дух. Он даже повоевать толком не успел.
Его просто везли в мотолыге на войну. Мотолыга подорвалась на мине. Контузия.
Был Андрияненко, которому перебило оба колена, и ноги у него почти перестали
сгибаться. Ходил он как на ходулях. Но служить ему оставалось еще год.
Встретил я там и Кольку Беляева - своего друга, сироту, которого забрали в
армию из детдома. Мы познакомились с ним еще на призывном пункте. В учебку на
Урал нас везли вместе. Потом я попал в связь, в Моздок, а он - в пехоту, в 166-ю
бригаду. Потом мы оба попали в Чечню. Потом у меня умер отец, а ему спустя два
дня снайпер прострелил ноги в Грозном - медсестра полезла вытаскивать раненого,
и снайпер ее убил, а он полез вытаскивать ее, и тот же снайпер раздробил ему
голени.
Многих не вспомнить уже. Реархивация - процесс сложный. Все эти годы я хотел
одного - не вспоминать. У меня семья, жена, дети. Я стал другим. Прошлое лежит в
архиве памяти, забито в дальний угол мозга, и доставать его оттуда невыносимо.
Программа реархивации есть только одна - водка. Не хочется опять становиться
тем, кем был, и переживать все заново. Это дорога в яму, и выбираться из нее с
каждым годом становится все сложнее.
Был Тимофей - не помню, имя это или кликуха. Тихий, исполнительный паренек.
В учебке он был вместе со мной и Колькой. Тоже прошел этот путь. Потом мы вместе
дослуживали в Твери.
Через дизелятник прошли и те пятеро парней, которые служили со мной в
Моздоке. Они нашли денег - сняли помпу с БТР и продали ее Греку, - сбежали,
добрались до Москвы электричками. Ночевали у меня дома.
Потом обокрали мою квартиру. Больше всего было жаль два новых костюма,
которые прислали моей маме из Америки. Я их даже ни разу не надел.
Одного из этих парней, Ширяева, я тоже встретил в Твери. Он дослуживал в
соседней части. К нам они приехали в баню. Я узнал его сразу. Он тоже узнал меня
- я видел. И тоже сделал вид, что не заметил, отвернулся.
Был парень, попавший в плен и живший потом в чеченской семье. Они прятали
его от боевиков, а потом вывезли в Моздок в багажнике автомобиля. Часть его к
тому времени расформировали, и ему просто некуда было возвращаться. Тоже ждал
своей судьбы. Плен в нем остался навсегда. А потом из Чечни приехал племянник
его хозяина и украл его сестру.
Истории, истории, истории: Судьбы, судьбы, судьбы:
Бежали от издевательств, от дедовщины, от войны, отставали от частей,
освобождались из плена, пропадали без вести, очухивались в госпиталях. Многие не
возвращались из отпуска. Просто не находили сил.
Если он готов был умереть там, то это совсем не означает, что он готов
умереть и здесь. В сорок первом люди не думали о жизни. В сорок пятом умирать не
хотел уже никто. Так и здесь. Второй раз ехать на войну намного страшнее.
Мы отправлялись в Чечню стройными рядами под марши духовых оркестров,
сверкая золотом шевронов и парадными ботинками, а через полгода те из нас,
перемолотые, обожженные, рваные, кому удалось вырваться, встречались на этом