"Константин Сергеевич Бадигин. Чужие паруса" - читать интересную книгу автора

Корнилов не выдержал:
- Правильно говоришь, в торговых делах русскому человеку ходу нет. А ты
посмотри, что в Поморье творится. Купчишка английский, Бак, мошенник и
плут, да Вернизобер, шуваловский приказчик, всем делом крутят. Таким людям
одна дорога - на каторгу, а они по столицам катают.
В ответ на слова Корнилова Петр Семенович вздыхал, соболезнующе покачивал
головой.
- Жалобу привез. Матушке императрице писана. Может, и выйдет что? - и
Корнилов вопросительно посмотрел на своего приятеля.
Савельев осторожно зацепил ложечкой мороженой ягоды в сахаре, медленно
положил в рот, запил чаем и только тогда ответил:
- Что ж, попытаться можно, попытка не пытка. Да толк будет ли? Война,
брат! Четвертый год воюем, и все конца не видно. Государыне по слабости
здоровья для других дел времени вовсе не стало. - Савельев замолчал
раздумывая. - Стонут мужики, что ни год, то хуже простому сословию на Руси
жить. Невдосыт едят, в других местах и хлеба не видят: кору да мякину
жрут. Все кому не лень шкуру с мужика норовят содрать. Помещики людей, аки
скот, продают, императрица позволение, слышь, тому дала. Плетьми до смерти
секут, в Сибирь самовольно засылают... тьфу! А тут война, новые поборы в
казну тянут. А нам, Амос Кондратьевич, кто по старой вере живет, и вовсе
конец пришел. Бывает, за крест да за бороду всем животом не откупишься.
- Оттого в народе смущение и соблазн. В наших лесах многие спасаются, -
вставил Амос Кондратьевич. - Бунтуют мужики, бывает, и монастыри жгут.
- А во дворце что деется, - шепнул Савельев дружку, - послушать ежели по
базарам да ярмаркам - уши вянут, всего наслушаешься... Гудет народ, будто
господа сенаторы немцу продались. И сам будто престолонаследник, Петр
Федорович, прусских кровей...
Савельев, встретив понимающий взгляд Корнилова, замолчал.
"Значит, правда", - болью отозвалось в сердце Амоса. Теперь он все больше
и больше боялся за успех своего дела.
- А касаемо жалобы, - перешел на другое купец, - Ломоносова Михаилу
Васильевича проси; захочет ежели, прямо в царские ручки жалобу передаст...
Да в Питере ли он - слых был, не то в Псков, не то в Новгород уехал.
Подожди, подожди, Амос Кондратьевич, -вспомнил Савельев, - друг у меня
есть. Василий Помазкин, в истопниках у самого наследника престола. Наш
помор, на фрегате боцманом был. Так вот, ежели его к делу пристегнуть, а?
Как думаешь? Пусть Петра Федоровича слезно просит челобитную принять и
передать императрице. Петру-то Федоровичу до государыни Елизаветы
недалече, в одном доме живут. Ты не думай, - посмотрел в лицо друга
Савельев, - что, дескать, истопник птичка-невеличка. И комар, говорят,
лошадь свалит, коли волк поможет.
- Что ж, я не против, то верно, в другом разе истопник больше графа стоит,
- ответил Корнилов. Дружки посидели молча, думая каждый о своем.
- Прядунов, купец наш архангельский, слыхал ведь, - снова заговорил
Савельев, - в тюрьму посажен.
А за что? Каменное масло нашел и в Питер представил. Царь Петр за такие
дела возвеличивал, а тут...
Слова хозяина прервали захрипевшие часы. В тишине прозвучало семь ударов.
Почти тотчас же стали отбивать время на церковной колоколенке.