"Александр Владимирович Байбородин. Урук-хай, или Путешествие Туда..." - читать интересную книгу автора

сделаю. Носом вот только шмыгаешь, лишний звук.
- Так сыро же было в схроне. Это же я после него. А ты вот не шмыгаешь,
и крысёныш тоже.
- Кормёжка лучше - здоровье крепче. Ничего, мы и тебя подкормим. А пока
шагху3 хлебни, подлечись, - послышалось бульканье и звуки глотания. Пить
сразу захотелось нестерпимо. Обнаружилось, что язык давно уже высох и
распух, и слюны во рту нет совершенно. Да кляп ещё...
- Легче, парень, легче. Так же всё вылакаешь, а ты мне ещё нужен.
Малого лучше попои. Он же с пива сейчас мается.
Бледное небо закрылось тенью и надо мной появилось лицо. Или, лучше
сказать, морда. Или нет. Лучше всего сказать - рыло. Широкое косоглазое
тонкогубое рыло. Покрытое разводами буро-зелёной грязи по шелушащейся коже.
Рыло поморгало жёлтыми широко посаженными глазками, ощерило мелкие
кривоватые зубы, шмыгнув, втянуло показавшуюся, было, на кончике сплюснутого
ноздрями вперёд носа зелёную слизь и произнесло сиплым жизнерадостным
голосом Снаги-Гху-ургхана: "Не заскучал ещё, крысёныш?" Под голову мне
втиснулась широкая, в лопату, ладонь, слегка приподняла её, и под рылом,
там, где должна начинаться грудь, я обнаружил густую серую шерсть, знакомо
завонявшую псиной. Вторая лапа, появившаяся в поле зрения, покрытая густыми,
но почему-то рыжими, а не серыми, шерстинками, с плоскими то ли обломанными,
то ли обгрызенными когтями-ногтями, держала плоскую, обтянутую коричневой
кожей бутыль, слегка напоминавшую уменьшенный круг сыра. И не успел я
подумать, как они собираются меня поить, не вынимая кляпа, как оказалось,
что он прекрасно приспособлен для такого хитрого дела.
Прямо в горло мне полилась прохладная освежающая влага. Вода. Даже
глотать не пришлось, да кляп бы и не дал сделать глотательное движение.
Потом коричневая бутыль заменилась маленькой зелёной, и горло обожгло,
словно жидким огнём. Под кожей побежало струйками тепло, а голова
закружилась и тоже побежала куда-то. Ощущение было даже приятное. Хоть
голова и кружилась, но мысли перестали суетиться и начали, наконец,
цепляться одна за другую.
Уж не знаю, подействовало на меня это жутковатое огненное питьё, или
перестало туманить разум пиво, покинувшее моё тело разными путями, но в
голове моей, наконец, соединились воедино эти странные имена-прозвища,
загнутый вперёд кривой клинок цвета чёрной ночи, одежда, волчьим мехом
наружу, и косоглазое раскрашенное рыло. Орки! Это были орки! Орки, о которых
я читал в Алой книге и о которых думал, что их истребили всех до последнего.
Как описать Вам те чувства, что закипели во мне тогда? Попробуйте сами
представить, что может испытывать маленький беззащитный хоббит, спелёнанный,
как младенец. Хоббит, лишь единый раз в жизни выезжавший за пределы
Хоббитона на пару дней. Хоббит, никогда в одиночку не покидавший дома долее,
чем на полдня. Хоббит, домосед и книгочей, которого украли. Украли прямо с
дружеской вечеринки, чуть ли не из-за стола.
Я знал, что искать меня не будут. Все просто решат, что из-за обиды во
мне взыграла туковская кровь, и я сбежал. Моего возвращения подождут
несколько дней, а может, даже и недель. Потом отец лишит меня наследства и
обручит с Настурцией кого-нибудь из моих младших братьев. Она уже долго
ждала замужества, подождёт и ещё пару лет. Пойменные луга нельзя упускать
из-за глупых обид. Да какие обиды! Я бы с радостью женился на Настурции без
всякого приданого и, клянусь, прожил бы с ней в довольстве и покое до конца