"Николай Байтов. Проблема адресации" - читать интересную книгу автора

вести эту подспудную борьбу на смерть! У меня нет сил. Мама уже не
разговаривает с ними. Просит, чтобы я отворачивала ее к стене, когда та
входит к ней в комнату. /.../ Милый брат! теперь ты можешь понять с какой
ностальгией я вспоминаю время, когда ты был с нами! И вспоминаю теперь
ежечасно! Пусть нам жилось и очень трудно в материальном отношении, - все
равно это кажется мне раем по сравнению с тем, что сейчас. Я плачу каждый
день. Ранюсик не говорит еще, но все-все уже понимает: он утешает меня -
тянется ручонками и целует. Он бегает уже по всей квартире... И хоть бы ты
постарался как-нибудь быстрей выбраться! Ну, если это может помочь, пройди
инициацию для вида и пообещай им жениться, что ли, на этой божьей корове!...
Какая я глупая! (Я снова плачу.) И что я тебе берусь советовать? Что мне
отсюда видно, из моей конуры? По твоим письмам чувствуется, насколько там у
тебя все непросто и не гладко, - а уж я-то могла бы себе представить, как
они умеют так запутать человека, что и дернуться не знаешь как..."


34

- Есть вещи и вопросы, с которыми человек должен оставаться один на
один, - сказал хавий. Это был мой духовник, третий по счету. Его звали
Омнумель. Он пришел ко мне в келью, сел на табурет и сидел уже пять минут
молча. Его реплика, по его предположению, должна была стать итоговой - или
хотя бы знаменовать промежуточный итог - в нашем безмолвном диалоге, который
мы вели в продолжении этих пяти минут, не считая нужным произносить вслух
взаимные упреки, жалобы, возгласы презрения, недоверия и неприятия, -
которые все равно были бы никчемным сотрясением воздуха. Схема этого диалога
была приблизительно такой:
Он. - Почему не идешь исповедоваться? Глупая выходка твоего дружка
Клапка - не причина, чтобы махнуть рукой на свое душевное равновесие и
здоровье.
Я. - Что толку к вам ходить? Вы смеетесь в глаза и издеваетесь! Ваши
умолчания и запреты на подлинные вопросы душевной жизни - и на фоне их эти
рассуждения о равновесии и здоровье - я отказываюсь понимать иначе как
прямое издевательство.
Он. - Твоя горячность весьма далека от мудрости. Ты находишься в
аффекте. Надо выполнить упражнения. Какие - сам знаешь. А если забыл, я тебе
снова объясню с терпением и любовью.
Я. - Ваши упражнения - такое же издевательство. Они не имеют никакой
связи с моими мучениями, которые ни объяснить, ни исцелить, объяснив, вы не
умеете - и не хотите уметь, и нарочно не желаете знать.
Он. - Совершенно верно, не желаю. - (И дальше та надводная часть
реплики, которую он озвучил:) - Есть вещи и вопросы, с которыми человеку
прилично справляться только один на один, - невидимо для посторонних глаз.
Я (также вслух). - И среди этих вопросов - смерть?
Он. - Да. Смерть - важнейший из этих не обсуждаемых вопросов.
Теперь я злобно смотрел ему в глаза (а то сидел, к окну отвернувшись).
- Так, - сказал я. - И смерть Клапка - тоже? Так?
Он кивнул.
Я - молча: - Конечно! Еще бы! Ведь смерть Клапка связана с его
искусством, а это для вас тоже не существующая и не обсуждаемая область.