"Григорий Бакланов. Свет вечерний (Рассказы)" - читать интересную книгу автора

И уже где-нибудь в уголке сидела к этому времени мать с сыном, словно и
ночью не уходила отсюда, она что-то внушала, внушала ему тихим голосом, он
слушал покорно. Согнутый болезнью, которая и вырасти ему не дала, с палочкой
между колен, маленький, усохший старичок, он казался старше своей матери.
"Мне бы здесь лежать,- говорила она,-а ему ко мне приходить".
Разуверившись во врачах и лекарствах, он выспрашивал больных, надеясь
от них узнать что-либо полезное, позаимствовать для себя. Однажды Николай
Иванович видел, как он увязался за Федоровским. Они прогуливались мерно, два
полосатых халата, обменивались новостями не для широкого распространения:
кто планируется, куда, на место кого... Отстраненные от участия, они с тем
большей страстью обсуждали. А он жался за выступом стены, поджидал их.
Должно быть, этому замученному болями и страхом человеку они казались очень
значительными. Дождался, поспешая, похромал рядом, просительно заглядывал в
лица, что-то спросил. Они не прибавили и не убавили шагу, донеслось:
- А он молодцом, правда?
- Молодцом, молодцом...
- Да просто молодец!
И отогнав от себя похвалами, как собачонку приставшую, пошли дальше,
беседуя, с государственным выражением лиц. И он отстал, поковылял в палату,
опираясь на палочку.
У Николая Ивановича всякий раз холодело сердце, когда издали видел он
Федоровского, и все же самый момент встречи пропустил. Он наливал в термос
кипяток из титана, задумался, и вот тут послышалось за спиной
прохладно-вежливое:
- Простите, кипяток достаточно горяч? А то вчера здесь...
Термос дрогнул в руке, Николай Иванович обварил пальцы.
- Я вообще-то привык пользоваться своим кипятильником. Проще и
гигиеничней. Да вот вчера что-то замкнуло. Вы, случайно, не специалист в
этом вопросе?
Федоровский уже поставил термос под струю кипятка, поднял глаза,
вгляделся сквозь сильные очки.
- Ты? - изумился радостно. - Ты тоже здесь? А что? -В глазах живой
интерес больного к болезни. - Кто лечащий врач?
Был он с утра небрит, блестела сединой обвисшая кожа. Шалевый воротник
халата, старческая, в седом волосе, цыплячья грудь. И весь он по-стариковски
неопрятен,
какой-то сырный запах исходил от него.
- Ты, конечно, понимаешь, я мог не сюда лечь.- Федоровский провожал его
с термосом в руке. Губы дряблые, синюшные; привычно отметилось: цианоз губ.-
Не захотел, хотя, конечно, предлагали. Не по мне, не по мне это... Говорят,
здесь врачи знающие. Ты как, не слыхал? Меня, во всяком случае, заверили.
Это твоя палата? А я вон там, напротив. Заходи...
"Что это, старость? - пытался понять Николай Иванович. - Не помнит,
забыл? Или настолько мы все для него ничего не значим, что обрадовался,
увидев?"
Как-то в сумерках он очнулся от сильных болей. Полина вязала,
согнувшись. Она тотчас глянула на него, душой она каждый миг была с ним,
каждое его движение стерегла, но он закрыл глаза и лежал так. Он и с
закрытыми глазами видел ее. Все чаще они теперь соединялись в его сознании,
Полина и Таня, жалость к обеим соединяла их. А раньше, в начале семейной