"Григорий Бакланов. Входите узкими вратами" - читать интересную книгу автора

могли за удачно проведенную операцию.
Опять вернулась баба, поставила перед ним граненый стакан, опять
унеслась, привычно лезла без очереди в самую тесноту. Так же - стакан в
зубах - он выпил.
И даже губы, рот утереть было нечем.
- Жена? - спросил я, кивнув на тарелку с борщом, от которого еще шел
пар.
Грозный глаз его глядел в упор, мешал он мне. Все тянуло в него
смотреть, а не в тот, зрячий.
Он вдруг поозирался быстро.
- Достань!
И подбородком открывал борт кителя, оттягивал нетерпеливо.
- Во внутреннем кармане, там... Залезь!.. Обрубки его рук дергались в
рукавах.
Я полез во внутренний карман, тоже зачем-то заозиравшись, страшно мне
вдруг стало лезть под китель.
- Ну! - торопил он. Я вынул на стол теплый от его тела бумажник.
- Раскрой! Вон фотокарточка, видишь? И сам тянулся к ней зубами.
За обсыпающийся уголок я вытянул из бумаг, из справок с печатями
помятую фотографию: молодая женщина обняла за плечи двух девочек, они, как
зайчата, склонились с обеих сторон бантами к ее голове.
- Покажи!
Я держал фотографию перед ним, а он смотрел.
- Не вернулся я к ним. Вышел из госпиталя... не решился. Пожалел их, -
обрубки его рук дернулись опять в рукавах. - Вожу вот барахло с ней, - он
пнул под столом чемоданы. - Вожу!.. Чуть что, меня вперед пхает. А мне что?
Могу заслонить.
Ноздри его расширились, из распахнутого кителя выставилась грудь
вперед. Немного оставила ему война: один зрячий глаз, когда-то грозный, а
теперь пьяный, мокрый, и сильное мужское тело.
- Прячь! - дохнул он испуганно. - Быстро!
Все само собой получилось, как будто мне что-то подсказало, я сунул
бумажник ему в карман, а фотографию, как была она у меня в ладони, прижал
под столом к колену.
И сидел так.
- Я тебе еще раз котлету с макаронами взяла, - умильно говорила его
сожительница, подойдя к столу. В одной руке она держала две мелкие тарелки
со вторым, другой, зажав сверху, стаканы, в них еще поплескивалась водка, по
сто граммов в каждом.
Поставила на стол, утерла потное лицо. - Ладно уж, и я с тобой выпью.
- Борщ остыл, пока ходила, - грубовато бросил он, а голос был не свой,
виноватый, испуганный. Женщина почувствовала что-то, вгляделась в него, в
меня.
- Опять людям показывал? Опять сам глядел? А что говорил? Что обещал?
Обещал ты иль не обещал? Порву! Ту порвала и ету порву!
И выворачивала у него из карманов на стол, что было там, лезла под
китель. На них уже смотрели от других столиков, не встревал никто. По
пьяному делу всякое бывает, пропил небось деньги, а она теперь ищет по
карманам. Расстегнутый - вся душа наружу, - сидел он, пока его обыскивали
при людях.