"Григорий Бакланов. Входите узкими вратами" - читать интересную книгу автора

Я отдал ему фотографию в туалете, куда мы пошли с ним вместе, поглубже
засунул ее в бумаги. Потом помог справиться с остальными делами и даже тогда
не подумал, что у этой бабы, которую, будь моя воля, избил бы, что ведь у
нее тоже есть своя правота. А когда застегивал китель на этом рослом
человеке, столкнулся с ним взглядом. Единственный его глаз смотрел
неприязненно, отпихивал от себя.
Ни разу не обернувшись, он пошел, распрямив плечи, на полголовы, на
голову выше многих. Нам тоже пора было ехать.
Больше я его никогда не встречал. Одни с тех пор выросли, стали
взрослыми, другие давно уже успокоились. Но иногда я продлеваю судьбы,
мысленно складываю их по-иному, не так, как жизнь сложила. И вижу, нет у
меня права судить даже ту бабу. Когда-то и она, девочкой, клонила голову к
надежному материнскому плечу, а всей ее жизни я не знаю. Но чем дольше я
живу на свете, тем непостижимей для меня глубина простых слов: не судите да
не судимы будете.

БАБИЧЕВ

В нашем шестом классе "Б" был рыхлый, чем-то тяжело больной мальчик
Бабичев. В этом возрасте не сочувствуют больным и слабым, образец для
подражания - смелые, идеал - сильные. Когда мы гоняли мяч по полю, Бабичев
стоял за воротами, издали дрыгал ногой по воздуху и тоже кричал "мазила!".
Если случалось вратарю пропустить мяч, Бабичева гнали от штанги, словно это
он приносит несчастья. И уже была в классе девочка, которая ему нравилась,
она стыдилась его, избегала, чтобы над ней не смеялись тоже. И вдруг стало
известно: Бабичев умер, мы все поедем его хоронить.
То, что умер именно Бабичев, никого не удивило: он и так постоянно
отсутствовал.
И даже фактом своей смерти как бы утверждал наше бессмертие, потому что
он был не такой, как мы, он был больной и постоянно болел, а мы здоровые.
На следующий день во двор школы въехало два грузовика с красными и
черными полотнищами по бортам и скамейками поперек кузовов. Первым
погрузился духовой оркестр. У нас в школе оркестр поголовно состоял из
двоечников и второгодников.
Обычно задолго до праздников их освобождали от занятий, и они, гордые
своей исключительностью, сидели под лестницей и дули в трубы. И теперь, едва
разместившись в грузовике, начали разноголосо и не в лад дуть в трубы и
вытряхивать из мундштуков слюну. А девчонки сидели на скамейках в обнимку с
букетами цветов.
Почему-то мы долго не выезжали со двора, из всех классов из окон
смотрели на нас.
Все учились, только мы не учились: у нас умер мальчик, мы едем его
хоронить.
Наконец выехали. И, когда мы мчались на грузовиках по городу, нам
хотелось громко петь пионерские песни, но петь было нельзя, потому что по
бортам машин протянуты траурные полотнища и прохожие оборачивались, а на
остановках сочувственно смотрели на нас из окон трамваев. Мы сидели
торжественные и грустные.
Потом, растянувшись, мы медленно шли за нашим оркестром по краю
неогороженного кладбища среди берез, все в белых рубашках и пионерских