"Наталья Баклина. Гадкий утенок, или Повесть о первой любви " - читать интересную книгу автора

мощным бюстом.
Шурочка зачерпнула "вишневое" варенье - в ложку попали круглые темные
ягоды, - попробовала. Интересный терпкий вяжущий вкус, сами ягоды твердые,
без косточки.
- Что это? - спросила она.
- Это черноплодка, а вот здесь, - придвинула поближе вазочку с желтым
вареньем Анна Михайловна, - облепиха.
Облепиху Шурочка знала, и ягода эта ей не очень нравилась. Кислая и
пахнет лекарствами. А вот черноплодка - это нечто! Шурочка зачерпнула еще
ложку варенья и отхлебнула из чашки чаю. А потом, привычка такая, заглянула
в чашку. На ее внутренних стенках красовался ободок каких-то желтоватых
остатков, будто сливки осели. Видно, Анна Михайловна не очень тщательно
помыла ее. Так, сполоснула.
Шурочка почувствовала, как варенье из черноплодки вместе с проглоченным
чаем просится обратно. Она сделала несколько глубоких вдохов. Помогло.
- Ты лепешки, лепешки поешь, деточка, - Анна Михайловна плюхнула на
блюдце лепешку из стопки и поставила её перед носом у Шурочки.
Темно-коричневый жареный бок лепешки блестел от жира. - Вон, маслицем
намажь. Свое, домашнее, в городе-то такого нету.
- Спасибо, я не хочу, - поспешно сказала Шурочка, отодвигая от себя и
чашку с чаем. - Я не ем на ночь, от этого толстеют.
- Ой, деточка, да ты ж такая худенькая, чего бояться-то. - Анна
Михайловна взяла лепешку из стопки, намазала ее маслом из блюдца, откусила.
Шурочка заметила, как кусочек лепешки отломился и улегся на ее пышной груди,
оставив масляное пятно на халате. Впрочем, хуже от этого не стало. Таких
пятен на халате Анны Михайловны - фланелевом, когда-то, по-видимому, синем,
а теперь почти выцветшем - было предостаточно: и на груди, и на круглом
животе, и возле карманов.
- Какая же вы все-таки с Васенькой пара красивая, - продолжала,
прожевав, Анна Михайловна. - Ты, деточка моя, Васеньки-то держись, он у меня
хороший. Самостоятельный. Пьет в меру. Хозяйственный.
- Ты мать, это, кончай меня хвалить-то. Как на базаре меня продаешь, -
откликнулся Вася, утер масляные губы и поднялся из-за стола: - Шурка, пошли
еще погуляем.
- Пошли. - Шурочка с радостью выбралась из-за стола. На улице куда
лучше, чем в этом не очень опрятном доме!
Вася вывел ее из избы в темные сени и вместо того, чтобы открыть двери
на улицу, открыл боковую дверку и завел Шурочку в какую-то комнатку. Тьма в
ней была абсолютная, не разглядеть собственной руки.
- Не боись, это моя сарайка, я в ней ночую, пока тепло. Чтобы мать,
это, не будить, если поздно возвращаюсь-то, - прошептал в темноте Вася и
потянул Шурочку за руку: - Пойдем!
Шурочка сделала два шага и наткнулась на лежак. Вася уже усаживал ее
рядом с собой, и опять всосал Шурочкины губы, неудобно запрокинув ее голову,
и уронил Шурочку на невидимую в темноте постель, и начал стаскивать с нее
свитер и футболку.
Шурочка не возражала. Она изучала новые для себя ощущения мужских губ и
рук на ее лице, шее, груди, животе. И только когда Вася перешел пограничную
линию и начал стягивать с нее штаны, Шурочка опомнилась и запротестовала.
- Не надо!